Моим хобби в жизни является вышивка. Пошив одежды в Чулыме и позже,-  в трудные годы, так называемой, «перестройки», - в Москве, когда шить приходилось много, в большой степени становился необходимой работой. Шитьё увлекало, отвлекало, радовало, но не в такой степени, как вышивка. Вышивка – это «праздничная» работа.

           Тяга к рукоделию воспитана у меня мамой. Возможно, это заложено в генах. Ведь я родилась, если воспользоваться языком астрологов, «под знаком Рака», а «Ракам» свойственно «возвращаться к истокам», заниматься домашним уютом и тому подобным.

 Мне хочется рассказать, какие этапы прошла вышивка на моём веку в Западной Сибири, в Чулыме Новосибирской области в 1950 -1960 годах, как помогала она нам в нашей жизни.

              Вышивка – это, запечатлённое нитками на ткани, свободное время. Это время можно было использовать для сна, для чтения, для походов в кино, для гуляния, сидения с подругами и бабушками на завалинке, для пустословия с друзьями.

 Я задумывалась ни один раз, почему мы в Сибири портили глаза, вышивая при свече или при керосиновой лампе, недосыпали, но не выпускали пяльцы из рук. Мама качала ногой качку с младшей сестрой Галей, а в её руках была вышивка. Моя двоюродная сестра Валентина Александровна Гришанова зашила в своей жизни, наверное, квадратные километры ткани крестом. Мне запомнился у неё набор очень красивых наволочек для «думочек» - так называли маленькие подушечки, на них не спали, а украшали ими «убранные утром», говорили – «застеленные», кровати. Валя вышивала на продажу: трудные были времена.

           Основными нитками для вышивания были в те годы "мулине", их выпускали несколько фабрик в СССР. По ГОСТу это были моточки нити длиной по 20 метров. Нить из 6 ниточек. Нить смотана в «круги», «круги» сложены продолговатыми «цилиндрами» длиной около 15 см. С двух концов эти «мотки» были «перевязаны» бумажными ленточками, на которых указывались производитель, длина, тип ниток (хлопковые, штапельные или «бумажные») и пр.

            Мулине относят к ниткам 12-го номера. Номер ниток указывает, сколько метров нити надо взять на грамм веса. В случае мулине, нужно взять 12 метров нити, которая сама состоит из 6 тоненьких ниточек. Таким образом, тоненькие ниточки мулине имеют номер 72. Мулине – не крученые нитки. Для их производства требуется длинноволокнистый хлопок, чтобы без кручения обеспечить крепость. Для шитья одежды и белья, для вязания промышленность выпускает крученые нитки не тоньше 80 номера. Да и те сейчас редкость. Самые распространенные – номер 40. В мире ежегодно производители соревнуются за приз, присуждаемый тому, кто спрядет самую тонкую нить. Так вот, сейчас получают призы те, кто производит нити номера значительно больше 1000. А в археологических раскопках в Египте находят полотно из нитей, имеющих номер больше 10 000! Наверное, сейчас сорта хлопка, из которых предки такое производили, вывелись. Но, это мы отвлеклись.

              В 1950-х годах мы знали и пользовались только советскими нитками. В доступе был набор ленинградских мулине стандартных цветов, такие цвета «добирались» до магазинов Чулыма. Если у вышивальщицы были мулине, то эти цвета были обязательно.

             Самые качественные хлопковые мулине в СССР производила Ленинградская фабрика имени С. М. Кирова по 20 метров нити, имеющей номер 12, в мотке. При использовании, моток «развёртывали, разрезали круг, разворачивали и из нескольких (порядка 10-15 мотков) сплетали «косу».

 В процессе вышивания из косы вытягивали «нитку» нужного цвета, состоящую из 6 более тонких «ниточек», «расщепляли» её на 2 или 3 продольных нити, в зависимости от того, вышивался рисунок в 3 или в 2 тонких ниточки.

 В 1950-е годы в Чулыме моток мулине можно было купить в заготконторе, отдав за него одно куриное яйцо. Или у разъезжавшего по улицам тряпичника, отдав по весу килограмм старых тряпок. Говорили, что из них делают бумагу для денежных купюр. А одежда, и вообще, все тканое донашивалось в те годы до половой тряпки, перешивалось, красилось, перелицовывалось.

              Кстати, другим вожделенным предметом из ассортимента тряпичника были атласные ленты для кос. У меня были длинные тяжёлые косы, в них было принято вплетать ленты и завязывать конец каждой косы бантом. Ленты в косах позволяли делать прическу покороче, привязывая косы концом одной к началу другой. А лент в магазине не продавали! Даже самые узенькие ленты были недоступны. Практически, свободно их уже можно было купить, когда ленты стали синтетическими. Это совсем не то! Набор разноцветных атласных лент – каждого цвета по две – был мечтой девочек с первого класса до 10-го.

              И обмен яиц на мулине, и альянс с тряпичником, то и другое было для нас невозможно. Куриные яйца жесточайше экономили, чтобы хватило вывести цыплят и по яичку каждому покрасить на Пасху. Да ещё на кладбище на Радоницу несколько штук сохранить. На Радоницу принято было красить яйца во второй раз «для дедов» («дедами» называли всех ушедших, независимо от возраста и родственных связей, в Белоруссии так называли и сам день поминания), потому что без холодильника весной пасхальные яйца к Радонице портились. В тесто добавляли яйца редко, просто их не хватало. Ведь в Сибири короткое время, когда курицы несутся (они несутся только в светлое время года, а у нас «9 месяцев - зима, остальное - лето»), да и кур больше шести держать в хозяйстве было нельзя (наверное, чтобы люди не «запанели», объевшись яиц).

              В редких случаях мулине можно было купить в районном универмаге. Там нужно было караулить днями и выдержать битву в очереди. Это могли делать те, кто имел свободное время. Мы ни разу в таких мероприятиях не участвовали.

  Первые детские воспоминания о вышивке у меня ассоциируются с фейерверком красок мулине. Ведь в Сибири большую часть года глазу остановиться не на чем – белые снега, серые постройки и голые деревья, в доме – убогая деревенская обстановка, серая одежда. Маленькими девочками мы собирали осколки фарфоровой посуды, обрезки тканей, хранили их в спичечных коробках и с наслаждением перебирали, радуя глаза. А тут сам творишь, получается, ждешь, когда на ткани оформится рисунок…

               В 50-е годы прошлого столетия в маленьком селении с минимальной инфраструктурой и почти натуральным хозяйством, при всей загруженности домашней работой, вышивка помогала женщинам хоть немного подняться над обыденностью, общаться по интересам, а не по необходимости, почувствовать себя причастными к чему-то более возвышенному, нежели быт. Это помогало пережить серость окружающей обстановки, веселее справляться со всей той работой, от которой никуда не деться.

              Страсть к вышивке уравнивала всех женщин. Вышивальщица мгновенно улавливала по блеску глаз, что ее работа тронула соратницу, и тогда уже главврач больницы и неграмотная домохозяйка становились равными.

               Активно заниматься вышивкой в нашей семье мы начали в конце 1940-х - начале 1950-х годов, потому что к этому времени мой родной брат Вена закончил спецфак Томского университета, и его, по распределению, отправили на работу в Москву. Мама просила Вену купить там мулине. Он заходил, например, в Детский Мир, и покупал всех сортов мулине по 2-3 мотка (размотка русских мулине всегда была по 20 метров). Никакой подарок не радовал меня так, как эти 2-3 коробки мулине, привезенных нам. В середине 50-х годов начали появляться штапельные (вискозные) мулине – заработала фабрика в Барнауле, в Алтайском крае. Шить ими было труднее, путались, но цвета были ярче, а нитки доступнее. Но насыщения рынка в советские времена так и не наступило.

                При разборке пригнанного из Германии и оставленного для чулымских жителей  «трофейного вагона», мы «познакомились» с немецкой, предназначенной для вышивки, тканью из бумаги. Очень хорошая ткань, можно было вышивать без пялец и ничего не искажалось. Стирать только нельзя. При вышивании больших картин ровный настил всегда трудно обеспечить, пользуясь пяльцами на обычной ткани. А на бумажной – «самый раз». Нам «перепал» вышитый на такой ткани «накомодник». Сейчас комоды вышли из моды, а в годы моего детства комод был неотъемлемой частью мебели в «чистой комнате» - комнате, в которой стояли прибранные кровати, в которой спали только родители, там стояли стол и комод. В выдвижных ящиках комода хранили «выходную одежду», документы, фотографии. На комоде, как правило, стояло зеркало, а на стене висели портреты ушедших родных и родителей. На комоде традиционно всегда стояли два букета искусственных цветов.

               Всё мое детство накомодник был перед моими глазами. Отстирать его невозможно («бумага»…), я пробовала. От заднего края накомодника мама отрезала полосу, на которой мы с Борисом выполнили первую в нашей жизни вышивку крестом.

             Эта первая вышивка сейчас в рамочке висит у меня на кухне на стене как реликвия, ценная, наверное, только для меня. Рисунки цветочков из какой-то немецкой книжечки для детей. Звездочку и флажки вышил мой родной брат Борис. Откуда рисунки, не помню. Борис старше меня на 2 года. Мне было 5, а ему 7 лет. Вышивали долго, потому что руки «не слушались». Это были 1948 – 1949 годы. С тех пор мы увлеклись вышивкой.

          Я любила вышивать, сидя на столе во второй комнате старого дома, поставив обе ноги на стул, чтобы быть поближе к окну и лампочке на потолке.

         Начиная с 5 класса, я участвовала со своими работами в ежегодных школьных выставках детского творчества. На несколько дней наш спортивный зал в железнодорожной школе №7 (тогда Томской железной дороги) с пола до потолка «расцветал» развешанными разноцветными и разнотипными поделками. Это был праздник для души. Совсем по-другому смотрелись на выставке свои собственные работы, кто-то тайком от друзей вышивал, а теперь всех удивил законченной работой, кто-то освоил новый вид рукоделия. Девочки из очень бедных семей удивляли прекрасными оригинальными работами в технике «лоскутного» шитья, вязанием, поделками из обычных ниток. И это было прекрасно, «зазывающие и увлекающие экспонаты». Конечно, вспоминали свою юность мамы, когда в своем детстве они тоже что-то мастерили, и помогали дочерям. Призов не давали, а радость была большим подарком.

          Рисунки для вышивки в технике «глади» были нарисованы на какой-нибудь старой газете или серой бумаге и коллекционировались любителями. Их одалживали на время, переводили через копирку на ткань, а рисунок возвращали. Мама владела лучшей среди нас всех техникой вышивки гладью. Это можно увидеть на хранящейся вышивке анютиных глазок и на попугае. Мама не видела тогда даже на картинках ни попугая, ни анютиных глазок, так что вышивала, как фантазия позволяла, но техника настилки очень высокая. Между прочим, все старались тогда вышить что-нибудь диковинное, чего в глаза не видели. Иногда получалось смешно - с сегодняшних позиций. Сразу, после окончания мамой вышивки попугая гладью, кто-то привез в Чулым картинку с попугаем, вышитым крестом. Вот тут мы многое поняли и про попугаев, и про розы. Мама вышила его на одном дыхании, хотя недосыпала, будучи кормящей матерью.

          Пейзаж с тремя оленями мама вышила в Чулыме в начале 1950-х годов. Очень трудная вышивка: такая смесь цветов, дело продвигалось медленно. Мы с мамой долго обсуждали, как поправить правую заднюю ногу самца, но не решились «портить оригинал».

          При дефиците времени и ниток, а иногда и не владея техникой глади, вышивальщицы просто обводили контур рисунка «стебельком» (так этот шов называется). Представьте, что вышитый мамой гладью попугай на первом этапе представлялся переведенными на ткань линиями. Можно было прошить по этим линиям «стебельком». Тоже была бы картинка, её можно было бы повесить на выбеленную стенку, было бы уютней с ней, чем без нее.

           Помню, сколько шума наделал появившийся в Чулыме непонятный рисунок крестом, включавший три цветка полукругом, на них книга, на книге якорь и еще нечто, условно названное «свеклой». Теперь-то я понимаю, что это был образ «преданного пылающего любовью сердца». Я вышивать не стала, хоть цветы были прекрасные. Переделать эту «свеклу» на что-то еще – набиваться на осуждение и пересуды. А тетушка вышила.

            Для вышивки крестом, на время брали домой вышитый другим человеком образец, считали крестики и копировали таким образом вышивку. Всегда в Чулыме взятое возвращали.

           Для того, чтобы крестики стояли ровно, как солдатики, коленкор (хлопковую ткань с простым переплетением), на котором вышивали крестом, делили на клеточки, выдергивая одну нитку через каждые несколько нитей, и по ним шили. Клетка предназначалась для 4 или 9 крестиков. На вышивке после стирки это было не заметно.

            В последний приезд в Чулым, в свой родной дом, я спешно снимала рисунки со старых выцветших вышитых полотенец у нашей соседки по переулку Федоры Антоненко. Она шила их двойным крупным крестом, полотенцами постоянно пользовалась, нитки вылиняли совсем, но узоры удалось снять. Классическая русская народная двуцветная вышивка. Только черный и красный цвета.

           Рисунок с лилиями оказался классическим: на складах Мосфильма есть полотенце с таким рисунком, и я трижды видела его в разных фильмах, снятых этой студией. Там оно украшало интерьеры деревенских домов. Рисунок вышит по канве.

            Следующий шаг прогресса в технике вышивания связан с накаткой на ткань в той или иной форме самого узора для вышивания. В конце 50-х годов появились напечатанные на ткани трафареты вышивок. Краска была одного цвета, а разные цвета обозначались разными значками. Вышивать было одно удовольствие! Полное расслабление, не нужно считать крестики, следить, откуда, с какого места ты сейчас копируешь.

            Печатали трафареты на фабрике в Новосибирске, там работали профессиональные художники, так что качество удовлетворяло многих на уровне мещанской вышивки. Я до сих пор мещанскую вышивку уважаю и люблю.

 Вслед за этим уровнем развития вышивального дела появились накаты на ткани разноцветных рисунков, не надо было слепиться разбирать значки.

            На следующем этапе, вышивая на суровом полотне, я уже считала число нитей на каждый крестик. Трудно, долго, зато ровно и красиво.

           А сейчас вышиваю на льняной грубой ткани, на которой рисуют свои полотна художники. Это легко, но приемлемо, только если зашивается весь фон: полотно грубое и серое.

            Культуру во всяких видах рукоделия везли с собой в Сибирь ссыльные, находящиеся на поселении и эвакуированные в Сибирь на время войны. Иногда они прихватывали с собой журнал по рукоделию или возрождали то, что  видели, как это делалось раньше.

            Например, подаренные мне вышитые гладью на швейной машинке желтые ромашки я поначалу не оценила – разве так надо вышивать гладью? А теперь вот ценю.

             Люблю всю свою коллекцию старых вышивок, часто раскладываю их, любуюсь и вспоминаю…. Глядя на них, я моментально возвращаюсь в то время, когда они создавались, и в душу возвращаются радость и удовлетворение, которые я чувствовала тогда, в то время, когда создавались красивые, по тем временам, вещи.

            Вышитые вишни - мои упражнения в вышивке гладью. Рисунок через копирку переведен на ткань с «образца» - куска газеты, поверх текста которой был проведен контур рисунка. Вышивала я эти вишни, которых в глаза не видела, в 6-7 классе. Однажды тёте Оле (жене папиного брата Василия) дочь прислала с Украины в посылке вишнёвое варенье. Тётя Оля в кружке несла по переулку нам на пробу варенье, встретила меня по дороге и отправила мне в рот целую столовую ложку варенья! Этот вкус я помню до сих пор!

             Люблю видавшие виды и бывшие в употреблении две, вышитые мною, дорожки. Одна из них традиционно - лет десять - лежала на столике трюмо в нашем новом доме в Чулыме. Вторая была начата в конце 50-х годов в Чулыме, а дошивала я её уже на Чертановской улице в Москве. Ей «досталось», она лежала в детской комнате на тумбочке ножной швейной машины. Сейчас они радуют взгляд в коридоре над дверями, ведущими в комнаты.

              Я не помню, кто вышивал игольницу, возможно, и кажется это наиболее вероятным, что вышивала её мама. В кухне нашего нового дома в Чулыме, на косяке окна,  для игольницы был вбит специальный гвоздик, на нем она и жила. Кстати, в музее в Чулыме висит такая же. Может, с подобной и снимали мы рисунок...

              Так называемую, «мещанскую вышивку» я люблю особой любовью! Смотришь на нее и ощущаешь, сколько вложено сюда души вышивальщицы, сколько эмоций вспыхивало и гасло, как переполняло ее настроение в ожидании создания чего-то необычного и красивого!