Послевоенное детство – как и у всех из его поколения – было тяжёлым. Досыта никогда не ели. 

С весны до поздней осени ребятишки переходили на «подножный корм» – дикий лук и чеснок, ягоды, грибы. Рвали в лесу медунки, так называемые «пучки», «шкерды» (очищали их стебли и жевали). На берегах озёр лакомились молодым камышом. В общем, знали множество съедобных растений. По весне зорили в колках сорочьи гнёзда и пекли на костре или выпивали яйца. Этим и набивали животы. Но есть всё равно хотелось. Главное – мало было хлеба. Да и картошки не вдоволь. Весной, когда на огороде сходил снег, собирали оставшиеся и сопревшие клубеньки, мама их очищала от кожуры, смешивала эту серую массу и жарила на железной печурке драники вкусноты необыкновенной! 

  Когда немного подрос, лет с 6-7 Володя пристрастился к рыбалке. Самодельными удочками (лески - из волос конского хвоста) рыбачил на речке Таре, где ловил пескарей, ершей, чебаков, ельцов, окунишек, и на многочисленных озёрах, где водились караси и гольяны. Это увлечение у Гундарева сохранилось навсегда. В рыбалке он был удачлив. К тому же это была весомая прибавка в столу. Мать всегда радовалась, когда он возвращался с добычей. Этому умению его научил крёстный, дядя Саня, он был сторожем на пасеке, с ним там ночевали, раненько уходили рыбачить на озеро Конопляное – в километре от пасеки. По ведру карасей иногда притаскивали! Из всех снастей Володя признавал только удочки. Кстати, о дяде Сане у поэта есть стихи «Всё может быть...».  

  Колхоз – он и для детворы колхоз. Сызмальства дети помогали старшим. Сажали и копали картошку, во время сенокоса на лошадях возили копны. Женщины литовками косили траву, а ребятишки, когда трава в рядках подсохнет, граблями переворачивали сено. В общем, дел и им хватало. В уборку, когда подросли, были копнильщиками на уборочных агрегатах, помогали обмолачивать рожь, горох, рвали лён-долгунец. Зарабатывали первые трудодни, на которые по итогам колхозного года мало что причиталось.

 В то время дети не были белоручками и в меру сил помогали родителям...

 Деликатесами для послевоенных ребят были брюква (особенно пареная), репа и кормовой турнепс. Хлеб же мама пекла ржаной, да и то добавляла в муку тёртую картошку.

Белого пшеничного хлеба они (через три года после Володи родился брат Михаил) не видели. Такой хлеб ела только семья его родного дяди Трофима (он работал в МТС бригадиром тракторной бригады), жившая в доме-пятистенке его деда Тимофея Кондратьевича рядом с их неказистой избой. Иной раз, когда голод давал о себе знать, он стоял у высоких тесовых ворот этого крепкого двора и клянчил: «Тётя Лена, отклойте лавота (так он произносил слово «ворота»), дайте мне хлеба». Жена дяди Трофима выходила, открывала калитку и выносила ему душистый пшеничный ломоть. Многое из той поры стёрлось в памяти, а вот это попрошайничество осталось. (Вообще-то хлеб досыта стали есть где-то с 54-55 года, когда началось освоение целины.) 

  Дед Тимофей (бывший мельник, а потом плотник, и очень умелый) был, мягко говоря, скуповат и прижимист, под стать ему и бабушка Евпраксия (умерла в 1957 году). Кстати говоря, дед был рыжебород, курил трубку, больше молчал, чем говорил, на внуков внимания не обращал. Породы он был крепкой, прожил до 86 лет, правда, трубку уже не курил, но стопочку-другую (когда Владимир приезжал в деревню в гости, уже став журналистом) вместе с ним выпивал. Под конец жизни он подобрел к внуку и охотно с ним общался, хотя говорил по-прежнему мало. Наверное, что-то от деда Тимофея (его звали в деревне «дед Тимак») передалось и Гундареву... Во всяком случае, привычка курить трубку.  

  Отрадой той поры для подростка Вовки была пасека. Он любил там бывать, с любопытством наблюдал за таинственной для него жизнью пчёл, укусов их не боялся, любил густой тяжёлый аромат раскинувшегося рядом с пасекой белого поля цветущей гречихи, с которой пчёлы собирали тягучий нектар. А когда отец качал мёд, он помогал крутить ручку медогонки, а потом с удовольствием ел «ошурки» – срезанные с рамки верхние части запечатанных пчёлами восковых сот. Об этом времени у него есть написанные ещё в молодости стихи «Слово об отце».

  Что касается ярких впечатлений детства, то когда он пришёл «первый раз в первый класс», то сразу же любимой его книгой стал букварь (до школы он читать не умел), он полюбил своих учителей, был ошеломлён, когда стал понимать и чувствовать неброскую красоту природы. Об одном из ярких впечатлений детства можно узнать из стихотворения «Потрясающие события».  

  В родной деревне Ядрышниково он окончил школу-четырёхлетку, а потом стал учиться в семилетке – в соседней деревне Заливино, где жил брат его матери дядя Алексей, бывший фронтовик. Было одно неудобство – деревни находились друг от друга всего в трёх километрах, но их разделяла река Тара. Переправиться на другой берег можно было только на лодке. С этим же постоянно возникали проблемы. Весной и осенью по этой причине не каждый день прибежишь из школы домой, приходилось обитать у дяди Алексея. Да и зимой – в морозы и снегопады – тоже дома появлялся один- два раза в неделю. Вот так и жил он у дяди Алексея, принося для питания в тощем мешочке – «сидоре» не то чтобы снедь, а так, что было – ковригу хлеба да шмат сала. Тётя Маруся – жена дяди Алексея – относилась к нему по-доброму, всем, что было на столе для своих, кормила и его.

 С одежонкой и обувкой в то время тоже худо было. Много лет спустя, когда его на родине узнали как поэта, учитель

литературы и русского языка в семилетке Леонид Павлович Полукеев рассказывал его однокласснице Светлане Масловой, с которой они потом учились в средней школе в Кыштовке (мать Светланы – родная сестра Полукеева): «Никогда не забуду 1 сентября 1955 года. К нам тогда в пятый класс из деревни Ядрышниково пришли несколько учеников. И вот – торжественная линейка. Каждый обут, одет – насколько позволяли возможности родителей. Смотрю – и глазам своим не верю: один вихрастый мальчишка стоит в этом строю... босиком! Это был Володька Гундарев».

    Он был таким же, как все деревенские мальчишки, и всё-таки внутри что-то необъяснимое его будоражило и томило. В школе он сразу же полюбил стихи, чувствуя в них какое-то волшебство. И ему самому захотелось сочинять, придумывать. Во втором классе у него получилось примерно такое:  

«Вытаращив глаза, бежит по дороге коза». 

Смешно? С этого всё и началось. Ему понравилось рифмовать.

   Он любил школу, любил учиться. Ровно успевал по всем предметам. Но особенно любил литературу и русский язык. Читал 

запоем. И Леонид Павлович всячески поощрял его тягу к знаниям, его интерес к литературе. 

Уже тогда он сочинял стихи. Учителю Полукееву поэт признателен за поддержку. Многим он обязан и своему первому учителю, бывшему фронтовику Михаилу Фёдоровичу Чебыкину, - тот учил его с первого по четвёртый класс и был расположен к мальчику. 

  Из всех ребят деревни тех лет только Володя Гундарев учился в семилетке, остальные его сверстники и сверстницы по разным причинам бросили учёбу. В 1958 году он сдавал экзамены за седьмой класс. Только сдал первый экзамен (по математике, получил пятёрку), как 2 июня, на Троицу, умер (в 42 года) его отец. После его похорон он пришёл, зарёванный, на письменный экзамен по русскому языку и литературе. Директор школы предложил: «Мы тебя освобождаем от дальнейших экзаменов, поставим тебе тройки, согласен?». Но он отказался. Сказал, что будет сдавать. Писал сочинение, а слёзы капали на тетрадные листы... Всё же написал. Получил пятёрку. На «отлично» сдал и последний экзамен.

После смерти отца их у мамы осталось четверо – кроме него и Мишки ещё две сестренки: шестилетняя Вера и годовалая Наташка. Надо было помогать матери. И он всё лето работал в колхозе - прицепщиком на тракторе у дяди Трофима. К тому времени он стал уже рядовым механизатором. 

Бывали не только дневные смены, но и ночные, особенно трудные для него. Ничего, привык, втянулся. Даже трактором ДТ-54 научился управлять. 

  Вполне возможно, что впоследствии он бы стал механизатором, а то, глядишь, и бригадиром... Но ему хотелось учиться. 

Уговорил мать отпустить его 1 сентября в восьмой класс. Средняя школа находилась в райцентре, в 25 километрах от его деревни. Значит, в Кыштовке надо было определяться к кому-нибудь на квартиру. Жил не у чужих людей – у дальних родственников со стороны отца, но всё равно не дома... У него всегда глаза на мокром месте, когда смотрит фильм по рассказу Валентина Распутина «Уроки французского». Это и о нём тоже. Во всяком случае, в отдельных эпизодах узнавал себя, да и окружающая обстановка, дух времени соответствуют тому, что пережил и перечувствовал он сам.  

   С восьмого класса он стал своим человеком в редакции районной газеты «Колхозный путь». Сначала писал короткие заметки, а уже весной 1959 года было опубликовано его первое стихотворение. Невозможно передать, что он испытывал, когда увидел напечатанными в газете свои стихи! С тех пор и пошло... Редакция районки стала для его родным домом, по существу его первой и главной в жизни газетой. Она открыла ему путь в литературу.

   В средней школе ему очень повезло с преподавателем литературы. Раиса Павловна Рассказова сыграла большую роль в его судьбе, всячески поощряла его увлечение стихотворчеством, относилась к нему как к родному человеку, переживала за него и поддерживала, воодушевляла. И он всегда испытывал к ней тёплые, прямо-таки родственные чувства. Она тогда даже его сердечные тайны знала. Да и потом, спустя годы, догадывалась, что он любил одну свою одноклассницу. К сожалению, без взаимности. 

Когда учительница отмечала свой 70- летний юбилей, его младшая дочь Ассоль защищала в мединституте кандидатскую диссертацию. И всё же он рванул на юбилей учительницы. Из всех её бывших учеников он был единственным, кто приехал издалека, из другого государства.

  Уже в семилетке его пристрастие к стихам ни для кого не было секретом. А когда учился в средней школе, его все называли поэтом, он уже тогда мечтал стать журналистом и писателем.

В памяти остался такой случай. Ещё был жив отец. Всей семьёй сидели за столом, обедали, и он вдруг брякнул: «Папа, а я хочу быть поэтом». И такую боль увидел в отцовских голубых глазах, что осёкся. Отец ничего не сказал. Но уже потом, когда его не стало, он понял, что таил его взгляд. Отец наверняка чувствовал: жить ему осталось мало (год назад в Новосибирске ему сделали сложную операцию, вырезали одно лёгкое и от второго часть отрезали), а сыну придётся бросить школу и идти работать в колхоз... «В лучшем случае ты станешь трактористом, надо помогать матери растить младших. Вот тебе и вся поэзия...» - говорил тот взгляд...

 Мама – Мария Егоровна – после смерти отца тридцать с лишним лет работала на ферме телятницей, имела немало поощрений и наград, в их числе орден Трудовой Славы третьей степени... Умерла в 1995 году, через два месяца после  своего семидесятилетия...  Брат и сестрёнки в своё время (каждый в разные годы и по отдельности) жили у него в Целинограде, но потом всё-таки по разным причинам вернулись в деревню. А вот у него судьба сложилась иначе. Вопреки и наперекор обстоятельствам он шёл к своей цели. 

   В сентябре 1960 года, в шестнадцать лет, он уехал из Кыштовки в Кемерово, к дяде Александру, брату отца. Так сложились жизненные обстоятельства, что немного запутался. А тут ещё и несчастная любовь... Добрые люди помогли получить паспорт. В Кемерово пришёл на студию телевидения, сначала сотрудничал внештатно, видно, показал себя, его взяли в штат младшим редактором «последних известий». Писал тексты к телесюжетам, даже очерки делал. Параллельно учился в вечерней школе. Был активным комсомольцем. Тогда много говорилось о целине. В марте 1961 года Акмолинск был переименован в Целиноград, тема целины зазвучала с новой силой, и он решил поехать в Казахстан. Написал письмо в Целинный крайком комсомола, но, не дожидаясь ответа, махнул в Целиноград, наивно считая, что там без него не обойдутся. В конце мая он уже был в Целинограде (ему не было ещё семнадцати). Много всякого пережил-перенёс. Но опять повезло на добрых людей. 

Несколько месяцев Гундарев был внештатным корреспондентом краевого радио, жил только на гонорары, а 1 сентября зачислили в штат. Его наставником и учителем стал Моисей Михайлович Гольдберг, он что-то увидел в парнишке, поддержал. Поэт многим ему обязан. Они дружили все эти годы, до самой смерти Владимира Романовича.  

  В марте 1963 года он стал членом Союза журналистов СССР – одним из самых молодых в стране, ибо у него уже был необходимый профессиональный стаж. Осенью того же года его призвали в ряды Советской армии. Служил три года в Бакинском округе ПВО. Часто публиковался в окружной газете «На страже», в других газетах и даже в журналах. Два армейских года был инструктором политотдела по комсомольской работе. После службы ему предложили три варианта: поступать во Львовское высшее военно-политическое училище; идти работать в штате окружной газеты; остаться на сверхсрочную службу в вышестоящем политотделе. Но он вернулся в Целиноград, где его ждали, и стал работать на областном радио редактором молодёжной радиостанции «Товарищ». Здесь поэтическим творчеством он стал заниматься уже целеустремлённо.

В профессиональной жизни Владимира Гундарева важную роль наставника и товарища сыграл известный в Астане и республике писатель, историк и публицист Нургожа Ораз. О своём давнем друге, младшем брате, коллеге по перу и просто человеке, с которым он прожил в одном городе и на одной жилой площадке не один десяток лет, старейший представитель литературного мира столицы рассказывает с живым чувством.

– С Володей судьба нас свела в 1967 году, в канун 50-летия Октября, – говорит аксакал, переносясь мысленно к далёким и славным временам их жизни, – тогда это был молодой и крепкий парень, только что отслуживший свои положенные три года в рядах Советской армии. Он с жаром читал свои стихи, в которых чувствовалась и динамика, и стилистика, и глубина мысли, свойственные неординарной поэтике. Я понял, что имею дело с человеком поистине талантливым, неравнодушным к тому, в каком русле будет протекать поэтическое творчество края в будущем. Поэтому, будучи в то время литературным консультантом Целиноградского краевого отделения Союза писателей Казахстана, я включил его в состав участников многих мероприятий, проводившихся в рамках юбилейной даты...

  На этих встречах с общественностью города Владимир Гундарев впервые продемонстрировал свои литературные способности и получил первые аплодисменты от благодарных слушателей. В дальнейшем, видя в нём не только поэта, но и хорошего организатора, Нургожа Ораз предлагает ему попробовать свои силы в качестве консультанта русского отдела краевого объединения литераторов. Но за начинающего литератора ещё предстояло «потягаться» с руководителем областного радио, Казминым, который не собирался отпускать лучшего работника. В итоге дело не обошлось без звонка начальнику из высших идеологических инстанций с пояснением о том, что «тихая гавань местного эфира большому кораблю – не место...».

И в ноябре 1970 года Владимир Романович стал литературным консультантом Целиноградского межобластного отделения Союза писателей Казахстана. Целых двадцать лет он учился сам и учил других. Это были плодотворные годы. Он написал и выпустил полтора десятка поэтических сборников и художественно-документальных книг.    

   Его всегда тянуло домой, на родину. Но в молодые годы далеко не каждый год удавалось провести свой отпуск в деревне. Это уже позже, став постарше и пока жива была мама, он старался навещать её ежегодно. Так вот, зимой 1971 года он так затосковал по родине, что спасу нет. Чтобы облегчить душу, в один присест, примерно за час, написал стихи «Деревня моя деревянная». А потом и ещё большой цикл стихов об этом. Впоследствии этот цикл составил основу первого сборника стихов «Деревня моя деревянная», вышедшего в 1973 году. Как раз в ту пору началась повальная кампания по уничтожению так называемых «неперспективных» деревень. И стихи были как раз стихийным, неосознанным протестом против этого варварства. 

А потом появилась и песня... История её возникновения любопытная. Сначала стихи «Деревня моя деревянная» были опубликованы в областной газете «Целиноградская правда», потом он их отправил в одну из новосибирских газет. Там-то, видимо, они и попались на глаза композитору Николаю Кудрину. Стихи пришлись ему по душе, он и создал песню «Деревенька моя», взяв из стихов только три, наиболее подходящих, «поющихся» строфы.

  Естественно, об этом поэт не знал и не ведал. Как потом выяснилось, первым исполнителем «Деревеньки» был самодеятельный ансамбль «Ваталинка», которым руководил Н. Кудрин. Ансамбль пел её в Кремлёвском Дворце съездов на заключительном концерте Всероссийского фестиваля народной песни. Потом её стал исполнять Сибирский народный хор, а солисткой была заслуженная артистка России Галина Меркулова. С ней поэт был раньше знаком и даже немного влюблён в неё. Кстати, несколько лет спустя Сибирский народный хор приезжал в Целиноград, и эта песня звучала в присутствии поэта на концерте во Дворце Целинников. Ему было приятно, когда объявили, что автор стихов находится в зале. Пришлось встать...

     В 1973 году «Деревенька моя» зазвучала по Всесоюзному радио в исполнении заслуженной артистки России Нины Пантелеевой и вокального квартета «Улыбка». Тогда-то Гундарев впервые услышал эту песню. Правда, автором слов значился И. Гундарев. Осенью того же года он был на лечении в Алуште, увидел афиши, что выступает Нина Пантелеева, пошёл на концерт. Вовсе не думал, что для курортной публики она будет петь «Деревеньку». А она спела... В антракте набрался смелости и пошёл за кулисы, чтобы познакомиться с певицей. Встрече Нина Пантелеева обрадовалась, порывисто его обняв: «А мы с Николаем Кудриным найти вас не можем... Вы знаете, Володенька, какой это замечательный шлягер!». Она дала ему адрес композитора, пообещала, вернувшись в Москву, прийти на радио и исправить ошибку в его инициалах (слово она сдержала). Автор написал в Новосибирск Николаю Михайловичу, так они с Кудриным заочно познакомились. Даже написали ещё одну песню – о Сибири, но она такого звучания, как «Деревенька», не получила. С Николаем Михайловичем встретиться ему так и не удалось, а после композитор Кудрин, ставший народным артистом России, умер...

«Деревенька моя» стала звучать и на Центральном телевидении – в исполнении народной артистки России Ольги Воронец, да и вообще – к его неожиданности – стала в народе очень популярной, в том числе и в застольях, чуть ли

не наравне с «Шумел камыш». Удивительно, но эта песня живёт и сейчас.

Между прочим, Ольга Воронец, однажды зимой, уже в восьмидесятые годы,

была с концертами в его родном Кыштовском районе. Там её на руках носили.

Автору об этом написала бывшая учительница Раиса Павловна Рассказова. А тут сразу же у него выпала командировка в Москву. Уже в последний день перед отъездом в Целиноград Гундарев пересилил свою застенчивость и позвонил Ольге Воронец (номер телефона у него был), представился, услышал её восторженный, но простуженный голос: «Вы знаете, как меня приняли на вашей родине! Хотя морозы были под сорок градусов, но мне было так тепло! На одном из концертов была ваша младшая сестра, мне её показали. Познакомилась я и с вашей учительницей. Правда, маму вашу не видела, до её деревни мы не смогли доехать. Но когда я увидела эту природу, то поняла, что стихи о деревеньке могли родиться только здесь... И всё же я в Сибири простыла, только вернулась оттуда, сейчас сильно гриппую. Через день - два я буду готова пригласить вас, Володя, в гости». Автор поблагодарил Ольгу Борисовну и сказал, что, к сожалению, ночью улетает. Пообещал, что встретятся в следующий раз... Но так и не получилось.

«Деревеньку» Владимир Романович слышал многократно в прекрасном исполнении и замечательных солистов, и разных коллективов. Но особенно был растроган, когда приехал в родительский дом, вечером мама собрала гостей-односельчан, а потом они после рюмки-другой вдруг переглянулись и запели «Деревеньку». И столько в их не поставленных голосах было искренности, задушевности, что на его глазах выступили слёзы. Испытать такое – счастье. Это высшая награда для автора от земляков. Это его словами они выражали свою любовь к родной стороне.

  Ещё в семидесятые годы его московские друзья пустили шутку: «Гундарев – последний русский помещик. Он до сих пор 

живёт на доходы от своей «Деревеньки». Действительно, если бы в те годы собрать все отчисления, которые он получал за исполнение песни через Всесоюзное агентство охраны авторских прав, в том числе и за рубежом, то на эту «ренту» вполне можно было купить «Жигули». Он же эти гонорары, разумеется, растранжирил – не скопидом, не в деда-мельника пошёл.

   В 1978 году приняли в ряды Союза писателей СССР – в 34 года, что по тем временам тоже было редкостью. Перу Гундарева  принадлежат поэтические книги «Деревня моя деревянная« (1973), «Зимопись» (1976), «Светлынь – река» (1980).

  В.Р. Гундарев - лауреат республиканской литературной премии им. Павла Васильева. Поэт, прозаик, публицист, переводчик. Автор свыше двадцати поэтических художественно-документальных книг . Публиковался во многих журналах и коллективных сборниках. 

  С ноября 1990 года – главный редактор основанного им и издающегося в новой столице Казахстана - Астане республиканского литературно-художественного и общественно-политического журнала «Нива».   Но у Гундарева и здесь сказался какой-то свой закон (в полном соответствии с убеждением Пушкина в том, что поэт живёт и творит по закону, им самим над собою признанному). Он не стал хулить существующую действительность, которая ещё никогда, ни при каких обстоятельствах не устраивала полностью никого из нас, он поступил в соответствии с постулатом ещё одного романтика, называвшего себя, тем не менее, реалистом в высшем смысле – Достоевского: «Хочешь изменить мир – начни с себя». 

   В конце 80-х годов ушедшего века, когда всё вокруг человека и в душе его было разрушено и растоптано, а люди думали только о том, как прожить завтрашний день, он назвал свой журнал «Нива». И пусть высоколобые критики не ищут аналогий с дореволюционной «Нивой», издававшейся в России.

  «Нива» Гундарева – это, во-первых, целина, которая привела его в Казахстан, потому что по характеру он – первопроходец и потому, что ему всегда больше всех надо. Его душа органично впитала две культуры: русскую и казахскую. Эта «всемирная отзывчивость», как видим, не утрачена современной поэтической традицией:

Возрастал я на целинной ниве,

Стала близкой мне степная даль.

Вряд ли был бы без неё счастливей,

Высоты достиг бы я едва ль.

 

   Через руки Гундарева-редактора проходит огромное число рукописей не только со всего Казахстана, но и из ближнего и дальнего зарубежья. Именно они из года в год формируют номера журнала. Так размышляет он о себе, как

о редакторе:

Свои стихи оставив на потом,

В чужой строке искал ты самоцветы.

И ведь находил постоянно! Журнал за два десятилетия своего существования удостоивался не только престижных наград Казахстана, но и завоёвывал международные призы.

  А ещё, можно сказать, что через много лет, когда он, уже пустив, глубокие корни в казахской земле, и сам заявил о себе: «Русский сын казахского народа – так меня когда-то нарекли» – журнал стал его собственной целиной, потому что он не перестал верить, что слово способно и должно прорасти только добром. Здесь уверенно созревает каждый колос, что вливается в урожай, зовущийся многоязыкой казахстанской литературой, и вместе с тем прорастают первые ростки творчества, окружённые вниманием и поддержкой.

    «Я удивляюсь и радуюсь тому, – признавался Владимир Романович Гундарев, – что в непростые, подчас тяжёлые времена у молодёжи сохранилась тяга к поэзии. Ведь во времена нашего становления, мы были очень востребованы. Не было отбоя от предложений. Создавались писательские бригады, которые выступали в клубах и школах, выезжали в сельскую местность, добираясь до самых дальних отгонов. Люди с интересом нас слушали, они нас знали, хотя тогда ещё не везде было телевидение. И мы с удовольствием выступали, чувствовали ответственность за слово". 

  Поэт Владимир Романович Гундарев занимается в жизни самым неблагодарным делом, которое можно только придумать. Он на собственном энтузиазме выпускает литературный журнал, на который тратит все свои силы и энергию. Казалось бы, пиши свои книжки и радуйся... Но он прочитывает огромное количество рукописей и вдохновляется, открыв новый талант. В этом весь он...

В редакции всегда стоял дым коромыслом – и в переносном, и в прямом смысле – от всегдашней редакторской трубки. Сам Владимир Романович говорил, что он проповедует в редакции «режим демократической диктатуры»...

 Первые годы существовала традиция – отмечать дружеским застольем каждую годовщину журнала. Праздновали скромно, но весело: вскладчину, говорили тосты, танцевали и пели, общались – это было настоящее пиршество духа... 

Мало кто знает, каких трудов стоила «Нива» её создателю и главному редактору. Если желающих печататься в ней было хоть отбавляй, то денег на издание (за исключением недолгого времени, когда журнал находился под «крышей» «Казахстанской правды») постоянно не хватало. Подписка покрывала лишь часть издательских расходов, госзаказа даже в последние годы хватало в лучшем случае на полгода, а спонсоров было не так уж много. Нередко журнал месяцами печатался в долг, под честное слово редактора, а зарплату он, случалось,

своим немногочисленным сотрудникам платил из... собственной пенсии, возвращая личные потери (не всегда в полном объёме), когда деньги у журнала появлялись. Финансовые проблемы отравляли ему существование, были вечной головной болью и добивали его и без того не слишком здоровое сердце. 

  Журнал, его любимое детище, приобрёл не только всеказахстанскую, но и российскую, а с созданием его электронной версии – мировую известность, его читателями стали тысячи людей в десятках стран. «Нива» была удостоена мировых наград за качество, получать которые В.Р. Гундарев ездил в Париж, Нью-Йорк, Лондон. Это он – мальчик из глухой сибирской деревни, начинавший свою трудовую биографию прицепщиком... О своей малой родине он, кстати, никогда не забывал и ездил туда при любой возможности, почти каждый год. 

    Редактор «Нивы» все эти годы был, пожалуй, едва ли не главным собирателем литературных сил в Казахстане, месяц за месяцем, год за годом формировал своим журналом, который он нёс по жизни, как крест, новый культурный слой людей. Его заслуги признаны не только в Казахстане, где «русский сын казахского народа» был награждён орденом «Курмет» и пятью медалями, республиканской премией имени Павла Васильева и другими литературными наградами, но и в России, отметившей его медалью Пушкина (чем он очень гордился). Он также был членом-корреспондентом Российской академии поэзии. Но, может, самое главное то, что в последние годы мы вновь услышали голос поэта Владимира Гундарева. У него как будто второе дыхание открылось: одна за другой стали выходить книги – «Я живу на планете любви», «Свет родины, свет любви», «Душа стремится к небесам», «Без пяти двенадцать»... Поэзия его обрела мудрость и глубину, но в ней была и такая свежесть чувств, которой могли молодые позавидовать.

Много времени и сил он отдавал переводам – с казахского, украинского, туркменского... И его переводили – на казахский, украинский, немецкий, корейский, словацкий, французский, испанский, португальский...

Он всегда много работал, никогда не признавал выходных. Один из самых близких его друзей, Александр Юрьевич Тараков вспоминал, как они познакомились. Дело было в праздник, и он засомневался – стоит ли беспокоить человека в такой день? «Да Романыч всегда на работе!» – успокоили его. Так и оказалось: для В.Р. Гундарева не существовало в этом смысле ни выходных, ни праздников. В такие дни ему, наоборот, лучше работалось – меньше отвлекали...

Нельзя не сказать и о том, что Владимир Романович был жёстким и последовательным поборником чистоты русского языка. Это подтверждают и строки его последнего поэтического сборника. Я знаю, как он решительно возвращал авторам «Нивы» тексты, где вместо буквы «ё» была «е», заявляя: «Не знаю, как вы, а мы букву «ё» давно реабилитировали!».

  Гундарев подарил много счастливых мгновений не только читателям журнала «Нива», но и студентам, с которыми часто проводил встречи, посвящая их в сложный процесс создания литературы, кропотливую работу над поэтическими строками и прозой. Он всегда был страстным защитником родного языка, поборником его чистоты, ведь «Нива» - это показатель 

профессионализма, таланта авторов, журнал, формирующий и воспитывающий литературную культуру и художественный вкус у многотысячных читателей.

У редактора осталось много учеников и последователей, посвятивших свою жизнь литературному труду.  И если даже кто-то из них не стал настоящим поэтом, писателем, журналистом, навсегда сохранил любовь к искусству слова. На территории постсоветского пространства второго такого журнала, как казахстанская«Нива», просто нет! 

  По информации СМИ, Поэт скончался на 69-м году жизни во время отдыха в Северо-Казахстанской области. 28 августа в 12 часов в здании Государственного академического русского театра драмы им. М. Горького в Астане проходила гражданская панихида.

  В тот траурный день неожиданно в небе прогремел далёкий раскат грома. Должно быть, это его высокая душа прощалась с нами...