Мы шли с Тамарой по знакомым улицам, взявшись за руки и любуясь селом, в котором так давно не были. 

У школы мы замедлили шаг. Ровный ряд акаций до половины скрывал здание. Окна выглядывали из-за живой зелёной изгороди, подмигивая нам розовыми огоньками. В окнах догорал закат.

- Эти акации посадили мы в седьмом классе, - сказал я Тамаре. - Смотри, какие выросли! Как здорово их подстригли... А вот кто посадил этот тополь, я не помню...

Я остановил взгляд на молодом стройном тополе, вершина которого поднялась над школьной крышей.

- Да ты и не можешь помнить. Это было после тебя. На следующий год после вашего выпуска. Хочешь, расскажу тебе историю этого тополя?

- Конечно, - охотно согласился я.

- После вашего выпуска на следующую весну мы разбивали в этом саду цветники и подсаживали акации. Возвращаясь из леса с маленькими кустиками акаций, мы и увидели у самой дороги дерево, вывернутое с корнем. Наверное, притащил его сюда трактор. «Кто- то осину из лесу привёз на дрова», - предположил кто-то из мальчишек. «Не осину, а тополь», - поправил Шурка Гаврилов. Мальчишки остановились и затеяли спор, Шурка утверждал, что это тополь, но ребята наперебой доказывали своё. Откуда здесь мог взяться тополь?

И Шурка решил доказать. Он притащил деревце в школу. Посадив свой куст акации, взялся закапывать в землю новичка.

- Мы твой осиновый кол всё равно выбросим, - потешались над его затеей мальчишки.

...Теперь, приходя в школу, Шурка обязательно поливал свой тополь. Но на четвёртый день вместо дерева он увидел на земле аккуратное круглое отверстие. Нашёл он тополёк только к вечеру, у дровяного сарая. Мальчишки смеялись и обещали снова выбросить этот осиновый кол. На следующий день тополь опять исчез. И только через день хозяин обнаружил его случайно в школьной малине.

Вскоре Шурка серьёзно заболел, и его увезли в больницу. Через два дня в класс принесли письмо от него. Читали письмо вслух. В самом конце, послав всем приветы, Шура спрашивал: «Как там мой тополь?» «Жив твой осиновый кол», - сказал кто- то из Шуркиных «врагов»,- и все весело рассмеялись. Ответ писали всем классом.

Через несколько дней наш Шурка вернулся. И однажды утром он, сияющий, влетел в класс и возбуждённо крикнул:

- Ну, что я говорил? Тополь, а не осина! - Он разжал ладонь и мы увидели крошечные, разбухшие от весеннего сока тополиные почки...

   На выпускном вечере Шурка в последний раз полил свой тополь. И, наверное, молодые листочки прошептали ему: «Спасибо».

   Мы с Тамарой прошли по селу и, возвращаясь домой, снова поравнялись со школой. Я глядел на высокий молодой тополёк, так смело нарушивший строгий ряд подстриженных акаций. На его верхушке прилепился скворечник. И вдруг оттуда выскочил воробей, уселся на ветку и вместо своего обычного: «чив!... чив!» пропищал: «Жив! жив! жив!».

Жив, Шурка, твой тополь! Жив! Видно, крепко любил ты его, что устоял он во всех испытаниях! 

  В кустах акации какая-то вечерняя птичка насвистывала своё «фить, фить», а мне казалось, и она щебетала: «жить, жить!»...