Бомж на сцене

Это произошло в ДК им. Кирова, уже в новом и просторном здании. Шёл концерт, посвящённый передовикам производства. В первых рядах, как повелось, сидел весь райком, райисполком и прочее начальство нашего города и района. Я, Сашка Федюк и Колька Бурмак – он в милиции работал криминалистом – ждали за кулисами своей очереди показать сцену из спектакля «Слуга двух господ». Труффальдино играл Бурмак, чистокровный бурят с характерным круглым и узкоглазым лицом – пронырливого итальянца он изображал просто гениально! Сашка играл роль Флориндо, а я -  Сильвио.
Стоим курим; курить за кулисами нельзя, но мы уже были во Дворце культуры на правах «заслуженных» и «народных» артистов, нам даже замечания не решались делать. Вдруг Колька говорит:
– Мужики, я сценку придумал, зал на уши поставлю, толпа будет визжать и плакать!
Я глянул в зал, битком набитый передовиками производства, глянул на сцену, где выступал хор районной больницы, оценил обстановку. Тёмненький кудрявый пианист убивался над инструментом, хор тянул слаженно, будто баржу по Волге, зал белел сотнями скучающих лиц.
– Нет, Колек, – сказал Сашка Федюк Бурмаку, подведя итоги наблюдения, – до визга эту публику не раскачать.
А Бурмак упёрся: поставлю на уши, я не я буду! И мы расспорились не на шутку. Дело молодое, озорное, горячее – ударили по рукам и разбежались; пока Бурмак гримировался для своей придуманной сценки, предстояло выполнить кое-какие поручения: я должен был найти полмешка пустых бутылок, а Сашка – шапку-ушанку и старую фуфайку. Не знаю, где Санька раздобыл фуфайку, но мне собрать в выпрошенный у технички мешок пустые бутылки из-под лимонада из буфетных урн не составило никакого труда.
Забрав у нас инвентарь, Бурмак загадочно подмигнул:
– Ждите, скоро увидите.
Мы остались за кулисами. Хор утомил зал и потому покидал сцену под бурные аплодисменты, переходящие в овации, но стоило ему попытаться вернуться на крикнутый кем-то в шутку «бис», зал аж затопал ногами. И я сделал вывод, что аплодисменты не всегда плата за удовольствие.
Конферансье Серёжа Трифонов, высокий, очень интеллигентный, утончённый молодой человек (тогда он работал вторым секретарем райкома комсомола) начал объявлять, как всегда, профессионально и с подвыванием:
– Следующий номер нашей программы...
В это время крышка люка из подвала, который иногда использовали как суфлёрскую будку, неуверенно встала на ребро и с грохотом шмякнулась об пол. Зал вздрогнул, впрочем, и мы стояли, вытаращив глаза на клубы поднявшейся пыли. Никогда не подозревали, что на сцене может быть столько пылищи!
А тем временем из квадратного отверстия на сцену вылетела пустая бутылка и, упав, покатилась. По залу прошёл ропот недоумения. А из люка вдруг появилась шапка-ушанка, затем мужик вытянул полмешка пустых бутылок и шумно поставил их на сцену. Зал сконфузился и зашуршал. Серёжа-конферансье опрометью кинулся вон, чуть было не сбил нас, промчался дальше, и уже в коридоре мы услышали его истошный голосок:
– Милицию! Быстрее милицию!
Тем временем, загримированный так, что и мы не сразу узнали, Коля Бурмак вылез из люка, поймал откатившуюся бутылку, сунул в мешок, мешок закинул на плечо и повернулся к залу. Он удивлённо таращился на зрителей, зрители на него. Наконец Коля преодолел паузу и сказал зачарованным голосом:
– Ха, мужики, а вы чё тут делаете?
Зал молчал, будто и не было там трёхсот человек.
Коля, слегка покачиваясь, побрёл к боковому спуску со сцены в зал. На задних рядах кто-то крикнул:
– Надо милицию вызвать!
– Чё?! – с угрозой прорычал Коля.
Зал трусливо замер в ожидании.
Коля подошёл к пожилому седовласому мужчине, который сидел с краю на пятом ряду, и спросил его, но так, что слышал весь зал:
– Папаша, а ты чё ждешь?
В мужчине я узнал самого интеллигентного человека нашего города, уже старика – редактора местной газеты Сурганова Михаила Денисовича. Тот поправил очки и замахал рукой:
– Выходите, пожалуйста, здесь концерт. Идите, идите, там выход.
– А чё показывают? – Коля пьяно качнулся, мешок на плечах мотанул его, и он уселся на колени крупной даме, нечаянно сбив с неё лисью шапку. Дама охнула и вдруг завизжала, но по проходу уже стучал коваными сапогами милицейский наряд.
Началась борьба, зал безмолвствовал, наблюдая брезгливо и стыдливо: конфуз – собрались ответственные работники райкома партии, передовики труда и прочие "маяки", а тут такое! Директора Дома культуры можно считать уже снятым с работы, а заведующая отделом культуры Афанасьевская Любовь Емельяновна в лучшем случае отделается выговором.
Не знаю, думал ли кто-нибудь в те секунды об этом, но я почему-то подумал именно так.
Бутылки разбились, бомж сопел, но мешок не выпускал. Наконец с ним справились и выдворили в фойе, протащив волоком за ноги через весь зал.
Народ вдруг вышел из комы и заговорил возмущённо и негодующе:
– Кошмар!
– Ужас!
– Как он здесь оказался?!
Минут пять зал бушевал негодованием, но вот на сцену вышел бледный Серёжа-конферансье, и мучительно делая вид, что ничего не произошло, произнёс:
– Следующим номером нашей программы...
Из-за кулисы появился Бурмак, на его лице уже не было усов, милиционеры его узнали ещё в фойе и отпустили. Но, видимо, во время потасовки ему кто-то успел-таки заехать в глаз. Серёжа-конферансье аж присел от неожиданности. Бурмак остановился около рампы, снял ушанку и низко поклонился публике.
Зал оцепенело молчал.
Коля отошёл на два шага назад и вновь поклонился в пояс.
Аплодисменты и рёв сотни глоток чуть не смели Бурмака со сцены. После оваций публика не могла угомониться, и потому пришлось объявлять незапланированный антракт.
Мы с Сашкой проиграли, но нам не пришлось выступать в тот день. Нашу сцену из спектакля отменили: Труффальдино не мог появиться на сцене с заплывшим глазом и распухшим носом.

Николай Александров