Я слушаю неторопливый бабушкин рассказ, который ведет меня по ее дороге жизни. Но особенно волнующим он становится тогда, когда она доходит до военного «лихолетия». Опустели многие дома в селе. Уходили на фронт по 3-4 человека со двора (семьи тогда были большие, многодетные) Уже в первые месяцы войны ушли почти все механизаторы.

В те военные годы трактористами и комбайнерами стали многие молодые женщины и девушки. Освоила мужскую профессию и моя прабабушка Пана. «Конечно,-говорит она,- для молоденькой пятнадцатилетней девчонки подчас это была не работа, одна маята. Тогда ведь техника была не такая усовершенствованная, как сейчас. Бывало стоишь в темноте за штурвалом комбайна, а холодный осенний ветер пробирает насквозь, зубы стучат, руки коченеют, а ноги, кажется, примерзают к подошвам сапог.

А если что-то застучит не так в машине, так сердце обрывается. Ведь ничего же не мыслили в этих поломках. Возишься в моторе, умываешься горючими слезами, ругаешь себя, сама не зная за что. 

Из-за низкого качества ремонта машины простаивали в борозде. Выполнение плановых заданий для хозяйства было порой не под силу. Руководители нервничали, более требовательно и строго относились к колхозникам. А колхозники-то были: женщины, старики да дети.

- Вот однажды, - вспоминает бабушка, - на вспашке у меня сломался трактор! Ну, покопались мы с напарницей в нем, а толку-то с нас. Стали ждать, когда придет бригадир, который немного разбирался, может чего и подскажет. Ждали, ждали да и задремали. А тут как на зло полевод подъехала, как увидела, что мы спим в рабочее время, как принялась нас «чистить», да еще и припугнула, что позвонит в район, а утром за нами приедет «воронок». Всю ночь я проревела, а вместе со мной горевали мама и бабушка. Слава Богу, обошлось. Не позвонила. А тут новое горе, пришла с фронта похоронка на отца. Да ведь руки не опустишь, оттого что будем сидеть горевать, легче не станет.

Мне сейчас трудно понять и осознать многие слова бабушки. Но так было! Картошку старались беречь. Ломтиками сушили и отправляли на фронт, а очистки распределяли среди семей фронтовиков и вдов. Жили впроголодь, питаясь картошкой, порой мерзлой, собранной на весеннем оттаявшем поле) лебедой, крапивой. Сажали у себя в огороде табак, чтобы потом из него получить махорку.

- Что такое махорка? - интересуюсь я у бабули.

- Махорка, доченька, это дымок из родного дома. Скрутит солдат самокрутку, закурит, затянется этим дымком и душой побудет в родной стороне, и теплее станет ему в промёрзшем окопе. Думали мы, что прибавится у него силушки, гнать проклятого супостата с нашей родной земли. Мы тогда часто отправляли на фронт посылки с теплыми вещами, продуктами и кисетами для махорки, а также слали свою надежду, тепло и любовь.

              

После окончания войны легче не стало. Все так же не хватало рабочих рук, потому что большинство ушедших воевать мужчин не вернулись, очень многие остались на чужбине, в сырой земле. И снова основной рабочей силой в деревне были женщины, их руки. Колхозное хозяйство оскудело донельзя. Лошади были настолько слабы, что их нельзя было запрягать в плуг. Колхозникам приходилось поднимать по весне отощавший скот, чтобы выгнать на пастбище. Самим труженикам есть было нечего.

- Привезут, бывало, обед в поле, - вспоминает бабушка, - по 200 г творога, по три морковки - и все, хлеба, ни крошки. У людей сил не было работать, а хозяйство поднимать надо. Где тракторами, лошадьми, быками, коровами, а то и лопатой вспахивали землю, потом сеяли, растили, убирали.

- Ох, внученька, - вздыхает бабушка, - много я поработала на своем веку. Была и под кулями, и под вилами. Косили тогда вручную косами. Норма была 60 соток на косаря. Денег за работу не платили, начисляли трудодни, а потом в конце года на эти трудодни давали зерно. Как-то так получалось, что меня всегда посылали на самую ответственную работу. Вот и телятницей довелось 9 лет поработать. Чтобы не было падежа, сама заготавливала летом травы, а зимой для телят кипятила травяные отвары. Потом мне доверили группу коров. Правление развернуло социалистическое соревнование. Часто я занимала первые места.

Среди бабушкиных «дорогих» бумаг, я нахожу многочисленные почетные грамоты победителя соцсоревнований. Вот совсем старенький газетный листок сорокалетней давности. Жирным шрифтом заголовок: «Семья Дорофеевых». О моей прабабушке и ее семье пишет В.С. Байструков, он и сейчас работает в нашем селе агрономом. Бывший председатель профкома писал: «Прасковья Павловна работает в животноводстве. Она одна из лучших доярок хозяйства. Ее ценят и уважают и животноводы, и руководители колхоза. "Честная, добросовестная, работает без прогулов", - говорят о ней односельчане».

Здесь же узнаю о том, что она была постоянным членом правления, районным депутатом. Моя прабабушка за добросовестный труд награждена орденом «Знак почета» и многими медалями за доблестный труд. Когда я была в Колыванском краеведческом музее, то увидела там ее фотографию. Очень гордилась перед одноклассниками своей знаменитой прабабушкой. Мои прабабушка с прадедушкой вырастили двух сыновей и дочь, которые тоже до самой пенсии честно трудились на родной земле. Прабабушка говорит, что она гордится своими детьми, за которых ей никогда не приходилось краснеть.

Моя баба Пана самая добрая и мудрая. Она у нас уже совсем старенькая, но до сих пор у нее самая вкусная сдоба, самые мягкие носочки и варежки для внуков, самые памятные подарки.

Живет бабушка одна. Говорит, что пока на своих ногах хожу, буду жить в своей квартире. Мы ее не забываем, каждый день ей звоним, бываем у нее в гостях и ее привозим к себе в гости. Летом побелили у нее, покрасили, навели в доме порядок. Зимой дедушка Коля (ее сын) привозит ей все необходимые продукты, носит дрова. Печь она топит сама.

С ней очень интересно беседовать, потому что ее речь очень богата прибаутками и шутками. Бывает, закашляет, а я спрошу: «Баба, простыла что ли где?» А она отвечает шуткой? «Слезла с печи, да ветер навстречу».

Никогда нам не жалуется на свое здоровье. Говорит, что благодарна Богу за то, что дает ей возможность быть на этом свете рядом со своими детьми и внуками.