Акулина Истратенко. Моя белорусская сибирская прабабушка

Моя прабабушка Истратенко, в девичестве Войтенкова, Акулина Васильевна уроженка Белоруссии, Могилёвской области, Быховского района, посёлка Никоновичи. Родилась в семье крестьян Лукерьи Борисовны и Василия Андросовича 6 апреля 1912 года.

Прабабушка вспоминает о своём детстве: "Трудно жили, бедно. Нас у отца было восемь детей. Мал - мала меньше пять сестёр и три брата: Акулина, Татьяна, Елена, Ефросинья, Ольга, Александр, Фёдор и Тит. Надел земельный был небольшой, да и хозяйство: лошадёнка, коровёнка, куры да свинья. Ни мяса, ни хлеба вдоволь не видали..." Детей воспитывали трудом, всех заставляли работать. Братья помогали отцу в поле: пахали, сеяли, убирали хлеб, косили сено. Сёстры помогали матери с хозяйством: доили корову, садили, убирали огород, пряли, ткали, старшие дети нянчили младших.

"Много тягот выпало на мои плечи, продолжает вспоминать бабушка, - я из детей самая старшая. Учиться в школе мне не разрешил отец, надо было нянчить детей и помогать матери по хозяйству. Дети слушались родителей бесприкословно. Слово отца было законом для всех. Все были обуты в лапти. Лапти плёл отец сам для всей семьи. У каждого было по две пары лаптей: одну пару обували каждый день, а другую только по праздникам или когда ходили в церковь.

Одеты были все в рубахи, сшитые из самотканного льняного полотна. Рубахи шили мужские и женские. У мужчин штаны были сшиты из такого же полотна. Праздничные рубахи украшали вышивкой, так же как и рушники. Летом мужчины носили на голове соломенные шляпы, женщины - платки. Верхняя одежда была шерстяная, пиджаки из овечьей шерсти-свита. Женщины носили кофты и юбки. Летом все ходили босиком.

Дом отец построил пятистенок, рубленый из сосны. Крышу закрыли соломой, дом без фундамента, заваливали завалинки, пол был деревянный, в доме русская печь. Варили похлёбку с капустой, с крупами, со щавелем, со свёклой, с сушёными грибами. Свёклу с осени мочили (квасили) в кадки: резали, заливали водой, опускали в погреб. Хлеб пекли сами. Белорусы очень любят блюда из картошки. Еда белорусская простая, но калорийная, мужчины очень много и тяжело работали, их надо было сытно кормить.

Посудой пользовались глиняной (горшки) и деревянной (ложки, миски, долблёные вёдра, кадки с обручами). Постельное бельё из холста, матрасы набивали соломой, подушки и одеяла куриным пером. Кровати, стол, лавки были деревянными. В огороде сажали овощи. Выращивали капусту, бульбу (картошку), цибулю (лук), бурак (свёклу), морковь. В поле сеяли гречку, просо, овёс, ячмень, рожь, немного пшеницы. Хлеба досыта не ели даже ржаного, а пшеничный хлеб кушали только на Пасху. Урожай картошки был не важным, в Белоруссии песчаные земли, надо было назмить огород (удобрять навозом). Сено косили на болотах, траву вытаскивали и сушили на гривах, сухую старались вывезти, потому что могли украсть.

Праздники у белорусов такие же, как у русских: Рождество, Крещение, Пасха. На Рождество - колядовали, вся молодёжь. Выворачивали тулупчики на левую сторону, на голову козьи рога приделывали и ходили по домам: пели песни, рассыпали крупы для хозяев, чтоб у них хороший урожай осенью был. На Пасху красили яйца луковой шелухой, пекли пироги, булочки, куличи из белой муки (пшеничной), богу молились и дома и в церкви. В церковь ходили в чистой, праздничной одежде и новых лаптях. Замуж я вышла рано, в 18 лет. Женихаться особо было некогда. Работали много от зари и до темна. Посидим с Александром (Истратенко Александр Степанович - мой прадед) на завалинке, да и по домам. Сколько ведь женихов то было у меня... Хорошие парни, да все бедные.

Замуж пошла за Александра, у моего отца ведь поля было мало (небольшой земельный надел), а у свёкра поля было много и скотины в три раза больше, чем у нас. Дом у свёкра был намного больше нашего, а детей меньше, шестеро: четыре дочки и Александр. Не по любви я вышла замуж. Венчались в церкви. У меня было розовое платье, новые ботинки. В тот день венчались семь пар, в посёлке говорили, что я была самой красивой невестой. В церковь приехали на лошадях, запряжённых в телегу, дугу украсили бумажными цветами.

На свадьбе много не пили, особо нечего было, зато много веселились, пели и плясали. Первый день свадьбу играли у жениха, а второй день у моего отца. После свадьбы я переехала жить в дом свёкра. Много приходилось работать. Ключи от всех сараев и амбаров были у свекрови. Я и пять её дочерей по очереди выполняли работу в огороде, со скотиной, на кухне и по дому, помогали мужчинам в поле, каждая работала на своём участке неделю, потом менялись обязанностями. Дети рождались и умирали через одного.

Всего родилось семеро, выжило только четверо: старший сын Иван, средний Михаил, дочь Софья, младший Леонид (мой дед), он родился в Сибири в 1949 году. Имена детям давал местный церковный батюшка. Единолично вести хозяйство было тяжело. Детей таскали с собой на работу в поле. К зыбке (люльке), в которой качался ребёнок, приделывали ручки как у рюкзака, чтобы можно было её одеть на плечи. На полях мужики делали для зыбок дужки. Пока сеяли или убирали урожай, дитя находилось в поле вместе с нами. Если было жарко или дождь, зыбку чем-нибудь прикрывали. Свёкр со свекровью меня любили, никогда не обижали, я ведь работящая была.

До 30-х годов бедняки нанимались в работники к помещикам. Работали в поле, по хозяйству за зерно, продукты, одежду. Денег помещики им не платили. Был у нас один помещик, не помню имя и фамилию его, он имел сад, огород, поле и лес. В лесу был сделан шлагбаум. Это был вход, чтоб войти в лес по грибы и по ягоды, нужно было взять квиток у помещика, заплатив при этом или отработать за грибы и ягоды у него в поле.

Лес объезжал на коне его старший сын, кто проникал в лес мимо шлагбаума, того ловили и секли (наказывали розгами) - это считалось воровством. Была у нас в деревне одна женщина, которая воровала постоянно. Брала всё, что плохо лежит: кадки, кринки, грабли. Собрались всей деревней, поймали её, целый день водили по посёлку и били розгами, вечером отпустили, ночью она утопилась. Такое было наказание за воровство.

В 30-х годах началась коллективизация. Всех гнали в колхоз, кто не хотел добровольно загоняли силой. Был грабёж средь бела дня: вытрясали последнее зерно, забирали последнюю скотину, раскулачивали всех подряд, у кого было что взять. У богатых помещиков были большие земельные наделы, по 5-6 лошадей, 5 коров. Кто беднее, те имели 1 корову и лошадь, у них забирали последнее.

Люди идти в колхоз не хотели. У отца и у свёкра забрали лошадей, всех коров, свиней. Согнали скот со всей деревни в общий загон, не поили, не кормили, было холодно и скотина начала дохнуть. Забирали последнее. Кушать, сеять было нечего. В Белоруссии начинался голод. Кулаков никуда не высылали, их сажали в тюрьмы на 15 суток за то, что они не хотели идти в колхозы. Кулаки были недовольны коллективизацией.

Начались кулацкие вылазки, не далеко польская граница, наши кулаки вместе с польскими панами душили советскую власть. Отец мой стал председателем сельсовета. Его тоже чуть не убили, выскочила мать, вывела всех детей, ползала перед кулацкой бандой, очень сильно плакала и просила отца не убивать, его оставили в живых. Вот дурные люди были, что не шли в колхоз! Единолично хозяйство вести тяжелее, а в колхозе сообща легче. Меньше работать надо было, хлеба у людей вдоволь стало. Советская власть хорошая, всех накормить хотела, грамоте выучить. Одна я неграмотной осталась.

В Сибирь мы поехали в 1939 году, по вербовке, жить и работать. В этот год в Белоруссии была засуха и голод. В Белоруссии сдали властям корову, свинью, лошадь, свой дом. Когда приехали в Сибирь получили домик, корову, лошадь и свинью. Отношения с местными жителями складывались хорошие, они нас не обижали, с некоторыми мы дружбу завели, вместе работали в колхозе.

В Сибири хорошо, земля урожайная, хлеба родится много, а картошки ещё больше, травы много, а значит и сена скотине много можно накосить, можно было трёх коров прокормить, а не одну. Прижились мы в Сибири, троих детей привезли из Белоруссии, а четвёртый уже коренной сибиряк. Вскоре началась война, мужа забрали на фронт, я осталась с тремя детьми, четвёртый родился после войны.

В колхозе и дома без мужа начался каторжный труд. Вся тяжёлая мужская работа легла на плечи старшего сына Ивана. Мы вместе с ним готовили дрова, косили сено, копали картошку. В войну у меня было 2 коровы, 3 свиньи, овцы, куры. Выкопала землянку, так как муж не успел построить баню, слепила там печь с котлом, эта землянка служила нам баней. Голод был в деревне, вши заедали, дети умирали. Мои дети хоть хлеба не ели вдоволь, зато была сметана, молоко, творог, мясо и картошка.

Днём работала на колхоз, ночью на себя, спать было некогда. Картошки с детьми сажала 30 соток, копала вечерами и в лунные ночи, почти на ощупь. Копала, таскала в кучи, чтоб обсушить её. На этой же куче с картошкой прикорну (посплю) минут 40 и дальше копать, а в 6 утра на работу в колхоз. Мои дети не голодали и вшивые не ходили. Я ещё и соседских ребятишек подкармливала.

Сено тоже косила поздно вечером и в лунные ночи, как раз возле кладбища... Кошу, а сама боюсь, страшно! Тогда начинаю петь во всё горло! Огород пахали с соседкой на коровах. Запрягали её корову и мою. Поросяток городским продам, материи куплю, всех детей ночами обошью (одежду сошью). В колхозе работали все дружно и русские и украинцы и белорусы.

Все ждали конца войны, мужей и сыновей своих с фронта. Муж мой, Александр Степанович пришёл с фронта в 1945 году, удивился тому, как смогла я прокормить столько скотины и сохранить всех детей. У многих в деревне дела обстояли хуже, пал скот. Но это от того, что не хотели угробляться (надрываться) работой. Муж вернулся домой, мне стало намного легче. Радовалась, что пришёл с фронта жив и здоров. Много было похоронок и вдов солдатских. Оставшиеся мужчины впряглись в колхозную работу.

Тяжело было жить после войны, но всё - таки была победа. После победы муж, возвращаясь домой в Сибирь, заезжал в Белоруссию, к своим, с собой привёз мою младшую сестру Ефросинью. Фруза так и осталась жить с нами в Сибири, вышла замуж за Головкова Василия Андреевича и родила троих детей: Анатолия, Валентину и Владимира. Мама моя Лукерья Борисовна и брат Фёдор приезжали в гости к нам не раз, но переехать жить в Сибирь так и не решились.

Младшая сестра моя Елена прожила с семьёй всю жизнь в Ленинграде, в войну пережила блокаду, осталась жива. Ольга и Татьяна остались в Белоруссии. Братьев Александра и Тита убили в войну немцы. Александр погиб на фронте, а совсем молоденький Тит - в партизанах. После войны приехал к нам в гости племянник мужа (сын сестры Насты) Авсеенко Владимир Андреевич, да так и остался с нами в Сибири. Так и стали мы сибирскими белорусами, полюбилась нам Сибирь.»

Всю жизнь моя прабабушка работала не покладая рук. И не зря её в нашей деревне Новотырышкино называют вечной труженицей. Достойно они вместе с мужем воспитали четверых детей, внуков и со мной с правнуком своим успела бабуля поводиться. Всего у моей прабабушки 8 внуков и 14 правнуков. В свои 92 года, пока она была жива, помнила всех по именам.

Прадедушка умер до того, как я родился, а вот бабушку старенькую, так правнуки её называли, я помню хорошо. Очень любил я в детстве её сказки, колыбельные, потешки да прибаутки. Всем нам она с детства прививала аккуратность, любовь к труду и людям. Я запомнил её добрые глаза, мозолистые, огрубевшие от работы руки останутся самыми ласковыми для меня, горб за плечами от непосильной работы - пример того, что человека ничто не может сломать в этой жизни.

Вот это и есть белорусский менталитет плюс сибирский характер! Хочу, чтобы потомки нашего рода Истратенко всегда помнили своих замечательных предков! Нам есть на кого равняться и с кого брать пример! Наша белорусская сибирская прабабушка прожила достойно свою жизнь. Светлая память вечной труженице...

Кулешов Никита Вячеславович