«Родилась я 16 января 1921 года в Саратовской области, Мариендальском районе, селе Лильенфельд, в семье Райхерт Павла Христьяновича и Анны Ивановны. Из пятерых детей я была старшей, поэтому мне приходилось больше помогать маме: за младшими приглядывать, готовить еду на всю семью, если было что готовить. Когда мама шла с работы домой через поле, ей удавалось ловить сусликов - иногда ведро, а повезёт и два, их мясом мы и питались.

В школу пошла с восьми лет. Помню, вместо формы у меня была юбка крашеная из марли, но на это никто не обращал внимания, все так одевались. Когда закончила четвёртый класс, тяжело переболела тифом и дальше учиться уже не смогла. С15 лет начала работать в колхозе учётчиком, приходилось и варить на полевом стане, а во время уборочной страды лён возила на конях за много километров на станцию.

Когда началась война, мне было двадцать лет. В сентябре 41-го года немцев Поволжья сослали в Сибирь. Людей, словно скот, грузили в товарные вагоны, набивали битком и везли неизвестно куда. Младшей сестрёнке было тогда всего шесть месяцев, она не вынесла трудности такой поездки и умерла. Когда нас привезли в Сибирь, русские шли на нас посмотреть, они думали что мы - немцы с рогами и хвостами, а оказалось, мы такие же люди, только говорили на другом языке.

По распределению нашу семью, как и многие другие семьи, поселили в село Шурыгино. Впереди зима, а мы без вещей, без жилья, без продуктов. Дали нам землянку на три семьи, ютились, как могли. Целыми днями ходили по чужим огородам, собирали мелкую картошку, если хозяева разрешали.

Весной, 42-го, меня и других молодых немцев с Поволжья забрали в трудармию на станцию Линёво, тогда называли 7-ой разъезд. Работали на заводе, лепили горшки из глины, делали черепицу. Труднее стало, когда нас в 43-ем перевели в Прокопьевск на угольные шахты. Здесь нас держали, как арестантов.

Шахты находились в двух километрах от бараков и нас водили на работу и с работы под конвоем, пропускали через будку и пересчитывали. Стены и крыши бараков были обнесены колючей проволокой, вокруг забора стояли четыре сторожевые вышки. Жили впроголодь, есть было нечего.

Помню, мама мне выслала 300 рублей на ведро картошки. Купила я её, пересчитала - 30 штук получилось. Я десять штук продала за сто рублей и купила молока пол-литра. Вечером, в бараке, поставила кружку с молоком на печь, насыпала туда немного кукурузной муки, погрела всё это, а когда кружку снимать стала, тряпка под низ попала и кружка упала. Я тогда плакала, как ребёнок, и сейчас вспоминаю и плачу, так голодная и легла спать. А с утра опять на работу и до позднего вечера нужно было грузить уголь в вагончики и толкать их по рельсам вручную. Кто не выдерживал, решались на побег, но если их ловили, тогда судили и отправляли в тюрьму.

Решилась на побег, и я с двумя подружками - сёстрами Тамарой и Анной Клик. У проверяющего отпросились в больницу, а сами пошли не в город, а полем мимо города. Сбежать удалось, целый месяц мы добирались от Прокопьевска до дома. Без еды, без воды шли пешком, населённые пункты обходили стороной, к дорогам близко не подходили, речки через мосты проходить боялись. Спали, где придётся: в пустых домиках на окраинах сёл, в стогах рыли себе норы, в шалашах охотничьих.

Мы почти добрались до Черепаново, Тамаре стало совсем плохо, идти дальше она не могла. Я осталась с ней, а Анна пошла в посёлок попросить тележку. На пекарне женщина, вместо тележки, дала большую лепёшку и литр молока. После того, как мы немного поели и отдохнули, Тамара смогла подняться и идти. Целую неделю скрывались мы в посёлке, собирали на поле оставшиеся колоски, перемалывали их, пекли лепёшки. Нам помогала немецкая семья. Еле живые добрались до дома.

Мать с отцом очень обрадовались. Отец вскоре умер, время, проведённое им в трудармии, поставило крест на его здоровье.

Я жила в страхе, боялась незнакомых людей, стуков и шорохов по ночам, всё думала, что за мной придут. Дома побыла не долго, отправили на лесозаготовку, и здесь было нелегко. Летом меня взяли на полевой стан. Каждое утро ездила на коне с поля в деревню за продуктами: молоко, яйца, картошку, лепёшки на половину с саранками, женщины собирали и высылали своим мужьям, которые работали в поле.

Когда война кончилась, жить стало полегче, но всё равно до 1956 года все немцы Поволжья стояли на учёте в спецкомендатуре.

В сорок седьмом году я вышла замуж за  Андрея Фёдоровича Цорна, был он моложе меня на семь лет, но и ему пришлось немало испытать - с 13 лет он уже работал конюхом, потом был и скотником, и бригадиром животноводства. Жили со свекровью, кроме своих детей, растили и воспитывали племянников мужа. Вырастили, выучили, как могли, всем свадьбы сыграли: кому в стареньком доме, кому в новом, что сами построили в 60-ом году, а последним - в клубе.

Как мать - героиня награждена медалями 1, 2, 3 степени.

На пенсию пошла в 70-ом году, правда отдыхать не пришлось, то мужу помогала, он тогда скотником работал, дома хозяйство держали, за детьми и за внуками смотрела. Любила я крючком вязать, крестом и гладью вышивать, а сколько носков да варежек надо было навязать на зиму. Да и сейчас ещё внукам вяжу, только руки болят, быстро не получается.

Повырастали все, по разлетелись. Племянники и племянницы живут в Германии, две дочери в городе, остальные дети в деревне остались, рядом со мной. Муж умер в 2002 году, через три месяца и старший сын за ним ушёл, двух зятьёв похоронила.

Тяжело в моём возрасте жить одной, но я не хочу никого обременять, живу в своём домике, а дети не бросают, помогают во всём. Обещала всех детей, внуков и правнуков с семьями собрать на свой юбилей в следующем году!»

Много хороших и тёплых слов хочется добавить мне о своей прапрабабушке. Это человек с нескончаемой энергией. Более 20 лет участвовала в художественной самодеятельности нашего клуба. С шутками и плясками проходили все домашние праздники, никто лучше её и прапрадеда не умел сплясать «Польку» и «Краковяк». Сейчас её часто беспокоит высокое давление, ноют суставы рук и ног, плохо слышит, но она читает газеты, смотрит сериалы, ходит в клуб на концерты. Хочется пожелать ей огромного здоровья, благополучия и долгих лет жизни.