Выходцы из Тамбовской губернии, родители сами выросли в крестьянских патриархальных семьях. А когда соединили свои судьбы, то построили такую же крестьянскую патриархальную семью, основанную на взаимоуважении, понимании и доброте.

Полагаю, что и любовь присутствовала, но никогда я не слышал от родителей объяснений в любви. Это, наверное, и не было принято в таких семьях. Существовало правило: поженились, завели детей - живите в согласии, растите их. И мы видели именно такими наших папу и маму.

Папа, как глава семьи, был главным добытчиком средств к пропитанию, владея многими навыками – плотничая, столярничая. Был заправским убойщиком скотины, умел делать лодки-долблёнки, рыбачил, охотился, ремонтировал летнюю и зимнюю обувь и многое-многое другое.

Мама, хранительница семейного очага, ухаживала за домашней скотиной, чинила и штопала нашу одежду, вязала нам шерстяные носки и варежки, содержала в чистоте дом, готовила и солила, жарила и парила для семейного стола разнообразные, простые, но очень вкусные деревенские блюда.

Среди этих родительских забот росли мы, их дети. Подрастали, учились у них уму-разуму, без насилия, назиданий и нравоучений. Но я хочу рассказать об отношениях между папой и мамой. 

Отец в последние годы не против был принять рюмочку-другую горячительных напитков. За что получал «выговор» от мамы. Сквозь сон я однажды услышал мамины слова, сказанные ровным голосом: «Отец, ты, наверное, всю водку хочешь выпить. Не старайся. У тебя всё равно ничего не получится. Вчера вот опять в магазин целую машину водки привезли…». 

Конечно, эти слова не всегда имели успех, и через какое-то время ситуация повторялась, но ни разу я маму не видел кричащей, оскорбляющей кого-либо...

Спокойствию нашей матери завидовали многие женщины в деревне. Сколько нужно было душевных сил, чтобы при скромных достатках сохранять в доме тепло, уют, мир и согласие. Помнится, в школе предлагали материальную помощь вещами нашей семье, как многодетной, но мама отказалась. Она считала, что они с папой могут сами нас обуть и одеть.

Не могу не рассказать о случае в отношениях между родителями, который я помню до сих пор. Я уже говорил, что объяснений в любви, разговоров о ней между ними я никогда не слышал. Но оказывается, она незримо была, просто мы, дети, не могли её видеть в силу своего возраста.

Случай был в конце июля, в семидесятых годах. Мы были уже все женаты и замужем. Приехали на выходные и решили съездить на Большой остров чёрной смородины набрать. И родственников нас собралось человек десять. Решили плыть на двух лодках. Лодки были на вёслах. Поднявшись вверх по течению за нашу пристань - это почти в самое начало деревни, -  мы стали переправляться на ту сторону Оби. Нас здорово сносило течением. Но всё равно мы удачно причалили к противоположному берегу.

Брали часов пять ягоду, перекликаясь в лесу, чтобы не потерять друг друга. И набрав по ведру лесной душистой ягоды, мы стали собираться на берегу. Из нашей лодки были все, кроме папы. А первая лодка уплыла домой раньше нас, там ею руководил мой брат Геннадий. Посидев, подождав, мы решили, что папа уплыл на первой лодке, и со спокойной душой, оттолкнувшись от берега, взяли курс на свою сторонку.

Весёлые, довольные, с полными вёдрами смородины, мы подошли к дому. На лавке сидела мама. Я показал ей свою добычу, а она меня спрашивает: «Сынок, а папа-то где?» Я ответил вопросом на вопрос: «А разве он не с Геной приехал?» А мама в ответ тихонько заплакала. Поставив ягоду, схватив вёсла, мы с братом побежали к лодке. Переправились на ту сторону реки. И уже издали увидели папу, сидящего на берегу. Забрали его, привезли на свой берег. И только дома, сидя за столом, мы с братом немного отошли от душевного смятения, овладевшего нами.

Больше сорока лет прошло после того случая. Я все эти годы не раз вспоминал о нём. И всякий раз приходил к одному и тому же выводу. Да, это любовь, которая была между родителями всегда...

ФАМИЛЬНЫЕ КУРЬЁЗЫ

В своё время великий русский писатель Антон Павлович Чехов написал рассказ «Лошадиная фамилия», в котором фамилия оказалась вовсе и не лошадиной. Такие курьёзные истории происходили и в наших краях. Я хочу рассказать о двух из них.

В деревне Пристань-Почта, откуда я родом, жили Овечкины. Обычная крестьянская семья, работали в колхозе, держали в хозяйстве скотину. По отдельным дням недели к нам приезжал заготовитель из Колывани на подводе – лошадке, запряжённой в сани, принимал шкуры овец, коз, крупного рогатого скота и даже свиней. Кто не знает, скажу, что в то время владельцы свиней были обязаны сдавать свиные шкуры.

Но рассказ не о них. А об овечьих шкурах. В назначенный день приехал заготовитель, остановился возле магазина. И люди потянулись сдавать шкуры, кто какие. Овечкины к этому дню тоже подготовились: накануне они закололи трёх овец. Заготовитель посмотрел шкуры: порезов нет, сало и жилы на внутренней стороне кожи отсутствуют... Взвесил, а платили за шкуры по весу, и стал выписывать квитанцию, чтобы выдать положенные деньги. Надо сказать, что шкуры привез не сам хозяин – Иван Овечкин, а его сын.

Заготовитель и спрашивает пацана: «Шкуры чьи?». Тот отвечает: «Овечкины». Заготовитель говорит: «Да я вижу, что овечкины, не бычьи. Вот и спрашиваю тебя, чьи шкуры-то?» Парнишка повторяет: «Овечкины». Тут заготовитель не сдержался: «Ты мне голову не морочь, я вижу, что шкуры овечьи. Ты мне скажи, в квитанции какую фамилию записать, чьи шкуры?» А мальчик невозмутимо повторяет: «Шкуры - Овечкины».

Может быть, этот диалог длился ещё долго, но подошедший сосед Овечкиных разъяснил, обращаясь к заготовителю: «Пишите: Овечкины, фамилия у них такая - Овечкины». «Так бы и сказал, - обращаясь к пареньку, буркнул заготовитель, - а то овечкины, да овечкины». «Так я вам это же и говорил, – сказал паренёк, – а вы начали кричать». Так закончился этот диалог.

Фамилии нередко дают повод к двусмысленному их пониманию, порой вводят людей в состояние растерянности и путаницы.

Жена моего родного брата Геннадия, Людмила, в девичестве носила фамилию Папина. Ну, вот Папина она Людмила Васильевна, и всё тут. В семье было их трое детей: Люда, Наташа и Володя. И с ними вечно происходили какие-то недоразумения в связи с их необычной фамилией. Один раз Нина Александровна, их мама, привела маленькую Наташу в новый детский сад. Первый день в новом коллективе. С детьми девочка познакомилась быстро, а вот нянечкам и воспитателям ещё и фамилию скажи.

Она им и отвечает: «Папина я, Наташа Папина». Взрослые соглашались с девочкой: «Ну, конечно же, ты папина. А вот фамилия-то у тебя какая?» И так целый день. Подходит вечер, Нина Александровна пришла забирать ребёнка домой. А воспитательница и говорит: «Девочка у вас хорошая, подвижная, быстро свыклась с детьми в группе. Молодец. Только вот фамилию она почему-то свою не знает. А вроде бы уже не такая маленькая, всё-таки четыре года девочке».

«Как это не знает? - возразила Нина Александровна, - Наташа, как твоя фамилия?» Та отвечает: «Папина». «Ну вот, видите, - сказала воспитательница, - так целый день, спрашиваем фамилию, а она нам одно и тоже: папина да папина…». Нина Александровна внесла ясность: «Послушайте, ребёнок знает свою фамилию, фамилия наша – Папины, и Наташа, следовательно – Папина. Знает она и улицу и номер квартиры, где живёт. Назови, Наташа».  Та выдала полную информацию о себе. 

Вот такие бывают курьёзы с фамилиями.


ТЫКОВКА

Довоенная деревня Пристань–Почта представляла довольно крупный населённый пункт. Там проживало около тысячи селян. Был свой сельсовет и свой председатель. Одно время председателем Пристань-Почтовского сельсовета работал мой папа - Савельев Пётр Алексеевич. Вот одну из историй, связанную с его работой, рассказала моя мама, Савельева Пелагея Васильевна.

Среди женщин пошли разговоры, что, мол, повсюду появились базары, в Колывани целая базарная площадь, а у нас в деревне – нельзя, что ли, сделать базар? Каждая хозяйка могла бы принести туда излишки со своего огорода и продать. Так возникло стихийное шествие женщин в сельский Совет с ультиматумом: «Делай нам, председатель, в деревне базар, поставь лавки, и мы будем торговать». Председатель, понятное дело,  сначала отмахивался от шумных хозяюшек, но это их только раззадоривало. Натиск на председателя был настолько велик, что никакие уговоры о бесполезности и никчёмности базара не помогали.

- Давай нам базар, ставь лавки, и всё тут! – таково было решение женской депутации. Что оставалось делать председателю? Пришлось пообещать разгорячённым женщинам, что базар  им будет. И действительно, через несколько дней столы из свежеоструганных сосновых досок уже стояли. Был назначен день открытия базарной торговли. Это было в середине сентября.

И вот с раннего утра к базару потянулись деревенские хозяйки. Кто нёс лук, кто чеснок, кто свёклу, кто морковь, а одна бабонька с окраины деревни катила по улице огромную тыкву. Люди шли в магазин, подходили к базару, смотрели на  предлагаемые овощи, но... никто ничего не покупал. Причин было две: во-первых, у каждой хозяйки всё это росло в собственном огороде, причём хватало не только на еду, но и на корм скотине. А во-вторых, в деревне у людей никогда не бывало лишних денег, чтобы тратить их, да ещё на то, что у каждого и так имеется.

Постояли женщины, постояли, да к обеду начали расходиться. Торговля не пошла. Понятное дело, что и эту злополучную тыкву тоже никто не купил, и что самое обидное, даже прицениваться не стали. 

На следующее воскресенье базар был пуст, а ещё через неделю столы и лавки по команде председателя убрали. Вот так закончилась эта история с деревенским базаром, о которой давным-давно позабыли, а если и вспоминали, то с улыбкой. 

И почему-то самым ярким впечатлением была тыква, которую через всю деревню, на базар и обратно, катила рачительная хозяйка.


НОВЕНЬКИЕ ТУФЛИ

Ещё лет тридцать назад моя родная деревня Пристань-Почта выполняла почётную миссию речных ворот Колыванского района. На нефтебазу завозили нефтепродукты: бензин, керосин, дизельное топливо, масла, а затем всё это развозилось по сёлам для обеспечения работы техники колхозов и совхозов.
Пристань-Почтовское заготзерно имело огромные склады и сушилку, где поступавшее со всего района зерно очищалось, сушилось, складировалось, а затем по Оби отправлялось на Новосибирский мелькомбинат и возвращалось в район уже мешками муки.
А для жителей деревни и близлежащих сёл и деревень - Вьюнов, Таловки, Черемшанки - наша деревня была ещё и пристанью, с которой они могли уехать в Новосибирск или ещё куда.

К дебаркадеру  - плавучей пристани - пришвартовывались небольшие теплоходики типа «ПТ»,  которые в народе звали «пэтэшками» и красавцы Омы, быстроходные  «Ракеты», а мимо проносились величественные  «Метеоры» с пассажирами до Кожевникова и Томска. На нашей пристани у них не было остановки. 

Пассажиров всегда было много. Людей привлекали цены, хорошие условия, относительно недолгое время в пути: от города по течению – 3 часа, в город против течения – 5 часов.  И красота обских берегов для любования.

Особенно много было пассажиров в пятницу – после рабочей недели. Люди, живущие в городе, спешили навестить своих родителей, помочь им по хозяйству. Ну а в воскресенье с деревенскими гостинцами нужно было возвращаться опять в город, опять же на теплоходе. Рабочая неделя требовала порядка и дисциплины.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошёл в один из июльских вечеров 1965 года. Именно в этот месяц созревали чёрная смородина и ежевика, привлекавшие большое количество любителей этих вкуснейших лесных ягод. 

В тот вечер на теплоходе ехала за чёрной смородиной одна городская супружеская пара с сыном примерно десяти-одиннадцати лет. Теплоход, заполненный пассажирами до предела,  легко скользил по водной глади матушки Оби. 

И вот долгожданный дебаркадер нашей деревни.

Судно осторожно пришвартовалось, и по команде капитана с теплохода был подан трап, по которому пассажиры переходили на дебаркадер. Контролёрша проверяла билеты, капитан судна через рупор предупреждал пассажиров не толкаться, не прыгать и т. д. Но давка на трапе была неимоверная. И вот в этой давке мальчик тех самых родителей, не удержавшись, упал в воду, прямо между судном и дебаркадером. 

Шумы, крики,  давка вдруг словно выключились.

Был слышен только крик обезумевшей матери: «Сынок упал! Помогите!…» 

Взоры всех людей были обращены вниз, на узкую ленту воды, где беспомощно барахтался упавший ребёнок. Течение реки, да ещё и  в узком месте, могло затащить мальчишку либо под теплоход, либо под дебаркадер, что в обоих случаях означало мгновенную смерть. Спасать надо было немедленно, на счету  - секунды.

Кричали многие, плавать могли почти все, но прыгнуть решился только один – мой брат Геннадий. Прямо в одежде, не раздумывая, он бросился в воду, схватил барахтавшегося пацана и, отталкиваясь и от теплохода, и от дебаркадера, сначала выплыл с ним  из опасной зоны, а затем уже добрался до берега и вытащил испуганного мальчишку на песок. На берегу его уже ждали родители. Толпа облегчённо выдохнула и мгновенно разошлась по домам, унося с собой картину этой трагической истории со счастливым концом.

Наутро сквозь сон  я слышал, как в наш дом приходили родители того мальчика и, плача от радости, благодарили Гену за спасение сына. А ещё через неделю они принесли брату новенькие туфли взамен тех, которые он утопил во время своего «купания».

Вот такой героический поступок совершил мой родной брат. На тот момент он только что окончил восемь классов Пристань-Почтовской школы и сдал документы в индустриальный техникум. 

В скоротечной деревенской жизни люди быстро забыли об этой истории. Ни у кого даже и мысли не возникло представить Гену к награждению медалью «За спасение утопающего». Ну да ладно. 

Мой брат, бедовый деревенский парнишка, продолжал жить своей жизнью.


ИСТОРИЯ О ПРОСТОМ ПАРНЕ

Герой этого повествования - Козулин Иван Николаевич – мой земляк, рождённый в 1958 году в деревне Пристань-Почта. У его родителей  жизнь совместная не сложилась, они разошлись и  полуторогодовалый Ванюшка оказался сиротой при живых родителях. Мама  в поисках нового семейного счастья оставила сына своей престарелой матери. Поэтому все заботы по воспитанию  мальчика легли на плечи бабушки Евдокии Андреевны и дедушки Кирсантия Никитича Козулиных.

Но и тут судьба не была благосклонна. Когда Ване было пять лет неожиданно умирает дед. Бабушка становится для него всем – и мамой, и папой. К семи годам, как и все деревенские мальчишки, он переплывал Уень-речушку, протекавшую у нас за огородами, мог наловить рыбы на уху и «жаренку», набрать в ближайшем лесу грибов и ягод, прополоть грядку с морковкой и выполнить ещё массу «маленьких» работ, без которых невозможен быт деревенской семьи.

Становление личности Ивана Николаевича происходило в условиях нескончаемых сельских забот и общения с бабушкой. Она была его главным воспитателем, обучала его необходимым навыкам, позволявшим ему с ранних лет быть самостоятельным, а главное, ответственным. Его голова наполнялась простой человеческой деревенской мудростью.  В деревне Ваню хорошо знали, знали, что живет с бабушкой, много работает, старается учиться. Никому в голову не приходило его обидеть. 

Он рос весёлым, общительным и сообразительным  мальчишкой и к моменту окончания Пристань-Почтовской восьмилетней школы имел уже собственное представление о жизни, ориентировался в человеческом пространстве, был самостоятельным и ответственным в своих поступках.

После школы было СПТУ № 9, обучение специальности "тракторист-машинист широкого профиля". А по окончании училища юношеская романтика завела парня в город Волгоград. И началась трудовая жизнь Ивана Козулина.

Работа на алюминиевом  заводе, заочное обучение в Волгоградском инженерно-строительном институте. Потом - армия, Афганистан, военные действия в пригороде Кабула, Кандагаре... Вернулся из армии зрелым, мудрым мужчиной. Работал по специальности. В 1990 году, когда промышленное строительство испытывало, мягко говоря,  не самые лучшие времена, организовал бригаду специалистов-огнеупорщиков по кладке стеклоплавильных печей.

Сам освоил в совершенстве все тонкости этой профессии и научил этому десятка два молодых парней. Вскоре слава о бригаде разнеслась по всей России. Его приглашали на строительство печей в Норильск, Дудинку, Красноярск, Абакан, Владимир, Ростов-на-Дону, Гусь-Хрустальный, Краснодар и другие города. Он строил стекольные печи, аналогов которым нет в мире, не дал погаснуть  многим печам, а главное - сумел сохранить, казалось бы простую, но очень важную рабочую профессию огнеупорщика.

В городе Красный Сулим Ростовской области он был начальником строительства самой большой в России стекольной печи совместного российско-американского производства. 

А в Нижегородской области его бригада провела ремонт стеклоплавильной печи, не останавливая процесса плавки. На это не решились мастера из Англии, Германии и Турции, привлечённые руководством предприятия. Печь работает бесперебойно уже несколько лет.

В 1995 году он уже мастер огнеупорщиков,  главный инженер Волгоградского  управления стекломонтажа. С 2007 года он был переведён в Москву начальником управления  стекломонтажа  столицы. 

С 2013 года Иван Николаевич на пенсии, по так называемой «горячей» сетке.  Но до сих пор востребован. Когда готовился этот материал, он консультировал специалистов-стекольщиков в Уфе, где работает совместное российско-турецкое предприятие.

Вот такой у меня земляк, профессионал, мастер своего дела. Как и положено мастеру, у него есть ученики, которые продолжают  дело своего наставника. За трудовые успехи он имеет не один десяток грамот и благодарственных писем разного уровня, от местных до министерских. Особой строчкой в его жизни вписан Афганистан. Медаль «За отвагу» (1981 г.), «За боевые заслуги» (1982 г.), благодарности командования говорят о том, что Иван Козулин проявил себя и в ратном труде.

Примером военного  братства, товарищеской верности и дружбы является и тот факт, что Иван с момента начисления ему положенной пенсии не пользуется ею. Дело в том, что пенсию он перевёл своему боевому товарищу, который получил серьёзное ранение при выполнении задания там, в далёком Кандагаре. 

Мы, его земляки, благодарны Ивану за организованную встречу выпускников Пристань-Почтовской  восьмилетней  школы, состоявшуюся в июне 2012 года. В планах – проведение очередной такой встречи. 

Иван Николаевич женат. Жена, Татьяна Александровна,  - учительница. Дочь Наташа – работник  военкомата. Скоро будут внуки. 

Вот такой у меня земляк. Простой парень из простой семьи, достигший успеха в жизни своим трудом.



ИКОНОЧКА

Моя мама была глубоко верующим православным человеком. Она родилась в старинном, основанном стрельцами в 1695 г., большом селе Пахотный Угол (Солдатчина), что на Тамбовщине.     

Крещённая и венчанная в прекрасной, видной со всех точек села, Богоявленской церкви, построенной в 1721 году и перестроенной из кирпича в 1893 году на средства прихожан, моя мать сохранила веру в Бога до своего последнего вздоха. Когда они переселялись в Сибирь, а на это решились шесть братьев Савельевых, в том числе и мой отец Савельев Пётр Алексеевич, то среди домашнего скарба, конечно же, были и иконы.

У моей мамы из родительского дома была увезена с собой небольшая, простого написания, иконочка Божией Матери с младенцем Иисусом Христом. И когда у родителей на Пристань-Почте появился свой дом (это были 1930-е годы),  иконка заняла свое почётное место в переднем углу комнаты.

История, рассказанная мамой, относится к послевоенному периоду. Отец уже вернулся с фронта. Работал заготовителем в деревне от Колыванского райпотребсоюза. Были уже 50-е годы XX века. В Колывани ещё действовал храм благоверного князя Александра Невского, удивляя окружающих и гостей своей красотой и благозвучием колокольного звона. Но натиск на православную церковь усиливался.

Вот в такой период, в один из зимних дней, с папой в наш дом пришёл его колыванский начальник, пообедать. Мама наскоро накрыла стол, усадила мужчин. И тут взгляд гостя упал на иконочку Божией Матери. Резво вскочив из-за стола, он обрушился на родителей с руганью и требованием немедленно убрать и выбросить, как он выразился, эту «деревяшку».

Главный удар приняла на себя моя мама. Она всегда была спокойна и уравновешена. Такой она оставалась и в этой ситуации. Она остановила ругань взбесившегося начальника и твёрдым голосом ответила ему: «Не вами эта иконочка повешена, не вам её и убирать. Божия мать с ликом Спасителя – хранительница нашего семейного гнезда, да и всех живущих на земле!».

Удивительно, но мамины слова возымели своё действие. Начальник в один миг переменился в лице, успокоился, сел за стол, откушал чего Бог послал и ушёл. Больше он в нашем доме не появлялся. И самое главное, не было никаких последствий. Видимо, мама с помощью Божией Матери остановила этого начальника.

Мама моя последние годы своей жизни провела в моей семье в Пихтовке, где я работал главой администрации сельского Совета. Каждый праздник она начинала с молитвы. У неё был небольшой домашний иконостас, где висела её домашняя реликвия - иконочка Божией Матери с младенцем Христом на руках. Последними словами моей мамы были слова: «Поверните меня к Богу». С ними она и отошла  в царствие Небесное.

Эта икона, привезённая с родины моих родителей, сейчас на почётном месте уже в моем доме и Божия Матерь с младенцем Иисусом Христом хранит меня и мою семью.