Борец за правду. Кузнец Ермаков из Вознесенки

Начавшаяся в 1914 году первая мировая война коснулась и жителей сибирского села. Многие мужчины были мобилизованы в армию, ушли защищать «веру, царя и отечество». Для нужд армии из крестьянских хозяйств было взято много лошадей и повозок. Повысились налоги. Многие семьи лишились крепких рабочих рук. Часть мобилизованных жителей села погибли на полях сражений.

В 1917 году в Сибирь дошли вести о свержении самодержавия и Февральской буржуазной революции, а осенью о Великой Октябрьской социалистической революции. Для жителей села малопонятными были новые слова: «революция», «двоевластие», «красные и белые», «советы», «большевики», «меньшевики». Медленно доходил до сельчан смысл свершившихся в стране перемен.

Но в 1918 году, когда в Сибири появились войска колчаковцев и чехословаков, многие жители села решительно встали на сторону Советской власти. В том году в селе Вознесенка был организован первый в районе партизанский отряд из 8 человек (Петухов Н., Букин Ф., Щедров П., Мажников И и др.). Командовал отрядом житель села кузнец Ермаков Сергей Евдокимович.

Сергею Евдокимовичу шёл в то время тридцать пятый год. Многое он перевидал за это время, был хорошо знаком с тяжёлой крестьянской жизнью, недоедал, недосыпал, вместе с другими мужиками пытался найти правду. Нашёл он её, или нет, но грянула революция, и кузнец сказал себе:

– Держись, Серёга, пришло то, что ты искал. Иди с большаками и никуда не сворачивай. А молот нам ещё послужит.

Народ толком ещё не разобрался с новой Советской властью, а тут Колчак. Многое обещали сибирским крестьянам колчаковские чиновники. Да мало делали. Недовольство порядками «омского правителя» росло изо дня в день, маленькие ручейки народного гнева сливались в большую реку, и она, переполненная до краёв, должна была выйти из берегов. И вышла.
 
– Слышали, против посёлка Барского мост сгорел?
 
– Нашлись же смельчаки, выступили против беляков!
 
– Говорят, Ермак наш это сделал.

– Держи язык за зубами, узнают белые – ему не жить и тебе не сдобровать.

Только переговорил народ, а уже новая весть: таинственные люди сожгли мост против посёлка Вознесенского. Поезда стоят. Белые рыщут по деревням, ищут партизан.

– Говорят, что их целая сотня.

– И руководит ими кузнец Ермак.

То, что их целая сотня – преувеличение крестьян, а руководил ими действительно Ермак, так народ называл Ермакова. В то же лето сожгли партизаны ещё один мост против посёлка Батурки. Много хлопот доставили партизаны своими действиями белякам, поезда задерживались на целые сутки.

Славгород, занятый в то время белыми, не получал своевременно подкрепления, а крестьяне убеждались, что Советская власть не собирается складывать оружие.

Пополняя свой отряд, Ермаков старался наладить связь с другими партизанами. И это ему удалось. Уже вскоре партизаны посёлков Светлый и Сельнянгино получали точные данные о действиях белых через связного Василия Михайловича Мурашова.

…Тёмной октябрьской ночью в окно дома в посёлке Сельнянгино, где размещался штаб партизан, тихо постучали. Скрипнула несмазанная дверь и вместе с холодом в дом вошёл человек. Он неспеша сообщил командиру о том, что в Баган прибыл поезд и, судя по усиленной охране, везёт что-то важное. Охрану можно снять внезапным нападением. Снова скрипнула дверь. И таинственный пришелец растворился в ночном мраке. А позже В.М. Мурашов докладывал Ермакову, что задание выполнено, предложение – атаковать белогвардейский состав – принято.
 
Много работал Сергей Евдокимович с «дезертирами». Это были те люди, которые не верили Колчаку, насильственно вербованные в его армию и при первой же возможности бежавшие оттуда. Только в окрестностях посёлка Вознесенка их пряталось около сорока человек.

Пока было тепло, скрывались они в кочках ляги, что между Нижним Баганом и Вознесенкой, а с наступлением холодов перебирались в стога сена. Часто приезжал сюда Ермаков, вселял уверенность в скорой победе Красной Армии. Внимательно слушали его Александр Морозов, Афанасий Волынец, Михаил Щедров, Василий Валейко, Николай Савостьянов, Николай Букин, Алексей Мажников, Яков Калюжный и другие. Не забывала Вознесенку и колчаковская полиция.

˜– А ну, показывай, где скрываются дезертиры? – приставали полицаи к поселковому старосте Маркевичу. – Не укажешь – тебе шомполов отвалим.

– Нет их, ваше благородие, – слезливо уверял он. – Да неужто я бы не сообщил. Чай недаром ем хлеб «его величества» Александра Васильевича Колчака, появятся – обязательно доложу.

И они отправлялись несолоно хлебавши. Полицаи приезжали ещё не один раз, и всегда уезжали ни с чем. Потом их не стало. Крестьяне успокоились, подумали, что отвязались от полиции. Никто не подумывал, что белые пойдут на хитрость и вызовут на откровенность командира маленького партизанского отряда.

Ноябрь 1919 года уступал место суровому декабрю. Всё чаще стали поговаривать, что Красная Армия теснит колчаковцев. Вскоре разговоры подтвердились. Белогвардейцы, оставив обжитые, тёплые квартиры в Славгороде, двинулись по направлению к Купино. Боялись они преследования красноармейцев, поэтому снимали все телеграфные установки на железной дороге, тем самым лишали партизан возможности сообщать об их местонахождении.

Эта же участь постигла и станцию Баган. Вестей ни откуда не поступало, народ не знал, что делается в ближайших крупных сёлах, кто там у власти: красные или белые? Не знали баганские партизаны и того, что славгородский гарнизон уже дошёл до Купино и там разместился по квартирам. Ушли белые в такой спешке, что забыли о шести отцепленных от состава вагонах. Ермаков и его товарищи открыли эти вагоны. Один из них был загружен лошадьми, другой – сливочным маслом, третий – мукой, а в двух вагонах оказалась пшеница.

– Ишь, черти, сколько добра награбили, – не скупились на слова мужики.

– Да, видно, припёрли их наши. Забыли даже о рысаках.
 
– Хватит, мужики, – прервал Ермаков, – надо сообщить об этой «находке» в штаб партизан.
 
На второй день из посёлка Светлый приехали партизаны и забрали лошадей и масло. «Почему тишина? Почему никто не показывается? Как получается, что белые ушли, а наших всё ещё нет? Надо узнать во чтобы то ни стало. Но как? Поехать в Купино».
 
– Слушай, Илько, – обратился Ермаков к Мажникову. – Ты поедешь со мной в Купино. Мы должны знать, что там творится.

Ходок подпрыгивает на замёрзших кочках. До Купино оставалось километров двенадцать. И вдруг наперерез им скачут двенадцать всадников. Свои или белые? Нет, кажется свои. Красные ленты на шапках. Свои!

– Здорово, мужики. Далече путь держите?

– В Купино, узнать, что делается на земле.

– А что разве у вас нет белых?

– Четыре дня как они все убрались.

– А мы – красная разведка. Основные наши силы стоят в Купино. Катится «его величество» на восток. Проголодались мы, – сменил вдруг красный командир разговор, – покушать надо.

– Зайдём в посёлок Барский. Там наши люди, у большевиков-партизан и похарчимся.

Быстро собрался народ посёлка на митинг. Ермаков с большим волнением рассказал крестьянам, что красные уже в Купино. Радостное сообщение притупило зоркость партизанского вожака, не заметил он, что на устах командира играет ехидная улыбка.

После сытного обеда собрались все мужики вместе.

– Кто пойдёт добровольцем? Кто готов гнать Колчака? – обратился старший отряда.

– Я поеду с вами, у меня и седло есть, – первым отозвался Воробьёв. Больше охотников не нашлось.

Позади остался посёлок и только тут понял Ермаков, какую непростительную ошибку он допустил: это была белая разъездная разведка Славгородского гарнизона. Взяли наган у Ермакова, посадили Воробьёва в ходок. Плётки, описывая зигзаги, жгли плечи и спины партизан. Ермакова они приняли за красного комиссара, потому избивали его особенно сильно.

В штаб белых, который размещался в Купино, их привезли вечером, посадили в пустой холодный вагон. Допрашивали каждого в отдельности, а в одиннадцать часов ночи состоялся полевой суд. Именем «его величества» адмирала Колчака красный комиссар Ермаков и партизан Воробьёв были приговорены к расстрелу. Мажникову за согласие отвезти Ермакова в Купино дали 25 шомполов, отпустили домой, приказав больше партизанских комисаров не возить.

Ночью выпал первый снежок. Лёгкий морозец пробовал рисовать свои первые затейливые узоры на оконном стекле. Луна освещала матовым светом притихшую станцию. И только шесть человек нарушили в 12 часов ночи эту минуту: к небольшому берёзовому колочку шли партизаны Ермаков и Воробьёв. Держа винтовки наготове, сопровождали их четыре конвоира.

Пришли. Мороз прошёлся по телу от увиденной картины. Искажённые человеческие трупы лежали как попало. Вот мужчина в предсмертных мучениях до крови разгребал землю пальцами, женщина запустила руку в свои волосы, мальчишка с застывшей улыбкой на губах. За что они его? Что сделали им плохого эти люди? Отказались прислуживать. Стояли за правду? И за это их убили.

Ермакова привели в себя окрики конвоиров. Воробьёв уже стоял спиной к бандитам, очередь была за Ермаковым. Раздалось два сухих выстрела, и Ермаков, простреленный в оба плеча, упал лицом в снег и притаился. Два других выстрела пришлись по Воробьёву.

– Добейте, гады, чтобы я не мучился! – закричал он.

Снова выстрел, теперь уже приглушённый, и опять тишина.

– Этого сразу ухлопали, – пнул сапогом один из четырёх Ермакова. – Пошли, допьём.
 
Ушли. Выждал ещё немного Ермаков, осторожно поднял голову, огляделся. Никого. Кровь на нём уже замёрзла. «Теперь бежать»,– первое, что пришло ему в голову.

Около двенадцати километров шёл раненый партизан, без шапки, пальцы на руках побелели. А он шёл навстречу жизни, боролся за неё, чтобы отомстить белым за тех людей, которых он видел у колка.

Вот и посёлок Моревка. В первой избушке его не пустили. Пошёл ко второй. Обессиленный, перевалился через порог. Обогрели его люди, оттёрли обмороженные руки. Пришёл в сознание и рассказал. Как ушёл от смерти. К вечеру приехали родственники из Вознесенки, забрали его. Первую медицинскую помощь ему оказал фельдшер из Нижнего Багана С.З. Зенков.

Долго давала ещё знать та морозная сибирская ночь, но желание жить победило. Выздоровел Сергей Евдокимович, и народ избрал его председателем Баганского волисполкома, где он работал до 1924 года. В 1930–1931 годах он – председатель Баганского сельского совета. В конце 1931 года началась коллективизация. И Ермакова избирают крестьяне посёлка Бочаниха своим председателем. До конца года С.Е. Ермаков руководил колхозом «Передовик» Купинского района. Не пришлось старому партизану порадоваться победой советского народа над фашисткой Германией. Умер он в марте 1945 года.

…Шумят молодые берёзки, лепечут своими зелёными листьями. Сменяются времена года, жизнь развивается по своим сложным законам. И только этот земляной холмик нет-нет, да и напомнит, что жил на многострадальной земле сибирский крестьянин Сергей Евдокимович Ермаков, борец за правду, за свободу, за власть Советов. Прочно стоял на земле человек, ибо знал, что только народ является её хозяином, а он частица великого народа.