За годы Великой Отечественной войны из Мошковского района ушли на фронт 7480 человек, вернулись 2960. Я благодарна маме и бабушке за рассказы о нашей семье, а сохранить и передать историю семьи дальше – это мой долг перед внуком Данилом.

Мой дедушка, старший сержант Александр Иванович Короткевич, родился 15 ноября 1907 года. Пропал без вести 24 апреля 1945 года, не дожив до Великой Победы 16 дней. Извещение пришло по почте в 1946 году из Мошковского райвоенкомата.

Из рассказов моей бабушки Анны Логиновны ( 10.12.1905–04.03.1984): «Пришли мои предки в сибирские земли из Белоруссии. Они перебрались в село Успенка Мошковского района из-за земли, которую обещали им дать в собственность…».

Из архивных данных: «Белорусы – люди деятельные и предприимчивые. Да вот возможностей у них было мало: земли все уже используются, пустошей нет, новый надел не распашешь. Значит ехать надо крестьянам! Только во второй половине 1860-х годов переселенцев стало больше. Этому способствовал циркуляр министерства внутренних дел от 13 апреля 1868 г. «О порядке переселения крестьян на казенные земли», который крестьяне поняли как право на свободу переселений. Было разрешено, согласовав это с правительством, переселяться целыми обществами. Лишь отдельные семьи решались на переезд в Сибирь. После долгого и трудного пути, голода, болезней, унесших многие жизни в дороге, переселенцам так хотелось добраться, наконец, до той земли, что и была целью путешествия. Люди верили, что Сибирь станет им новой родиной – богатой, ласковой, сытой… Согласно документам, всего во время столыпинской реформы (1902-1912 гг.) в Сибирь (от Тюмени до Иркутска) было переселено 3 миллиона человек. 1,5 миллиона были белорусы, остальные – переселенцы из Центральной России и Украины».

Бабушка рассказывала, что ее семья Кашпыревых жила бедно. В возрасте 10 лет ее отдали в более зажиточную семью в няньки за еду. Там она нянчила хозяйских детей, кормила, убирала двор, короче, была в услужении. Когда ей исполнилось 17 лет, ее выдали насильно за старшего сына в этой семье. Девушкой она была видной, красивой. Со своим мужем она прожила 2 года. Из соседнего села Галинское ее приглядел молодой юноша, который даже был младше ее на 2 года. Зимней ночью 1922 года он ее увез на санях, укутав в тулуп, от нелюбимого мужа. Так они прожили без регистрации почти 6 лет. Расписались 31 мая 1928 года, когда в семье уже были дети. Двое мальчиков умерли в младенчестве. Старший сын Михаил родился в 1929 году, потом в 1931 году родилась моя мама – Манечка, затем в 1934 году – сын Паша, а через год – дочь Тамара. Семья была работящая, трудились с утра до вечера в колхозе. За детьми смотрела их бабушка по отцовской линии. Мама свою бабушку Ольгу вспоминала с любовью и благодарностью. В последствии назвала в ее честь свою доченьку. Перед самой войной, года за два, мужа, Александра Ивановича выбрали председателем колхоза.

Архивная справка: «Колхоз "Красный победитель" образован в 1931 году. Решением исполнительного комитета Мошковского районного Совета депутатов трудящихся от 13.07.1950 № 393 влился в колхоз им. Чапаева. Документы за 1931–1934 годы не сохранились. 

Не помню, что произошло конкретно, но деда обвинили в растрате, конфисковали со двора всю живность: корову-кормилицу, лошадь, кур. Когда началась война, семья осталась не только без хозяина, которого забрали на Дальневосточный фронт, охранять рубежи от Японии, которая могла открыть второй фронт, но и без надворного хозяйства. Наступили очень трудные времена: варили суп из крапивы, ели капусту, лебеду, саранки, пучки, картошку, полбу из зерна. У многих с середины зимы картошки не было. Мать работала, дети ходили в школу по очереди. Не было ни обуви, ни одежды. Когда моей маме исполнилось 11 лет, она пошла работать за трудодни на почту.

Из воспоминаний моей мамы, Короткевич Марии Александровны (12.04.1931–05.10.2013): «Мне кажется, что отец меня любил больше других детей. Может поэтому меня взяла с собой мама в Новосибирск на встречу с отцом». Их эшелон шел с Дальнего Востока на Западный фронт, где нужны были свежие силы».

При описании битвы под Москвой 1941 года нередко говорится о том, что столицу спасли сибиряки – свежие дивизии, прибывшие из Сибири. Это выражение недалеко от истины, но хотелось бы его уточнить: сибиряки и дальневосточники.

Ждали этот эшелон целую неделю. Каждое утро приходили на вокзал, на ночь шли спать к своякам в Нахаловку (так называли место, где сейчас Железнодорожная больница, которая образовалась на базе переселенческого врачебно-питательного пункта. Малая Нахаловка – от Владимировского спуска до Чернышевского спуска. Там был лесозавод. Восточная граница – речка Ельцовка.

«Дождались, встретились… Сколько радости было, слез! Сели на бугор насыпи вдоль железной дороги, накормили отца вареными яйцами, пирожками. Я с колен отца не сходила, обнимала, целовала, не могла наглядеться. Потом команда, эшелон тронулся, мелькнуло родное лицо в последний раз… Он писал письма до самого февраля 1945 года. Воевал в Польше, пропал без вести на границе с Германией. Прошел всю войну с 1941 по 1945 год. Маму видели редко, приходила поздно вечером, усталая валилась спать, рано утром, когда мы еще спали, уходила на работу. А весной 1946 года умерла сестра Тамара. Так нелепо это случилось: наступила на гвоздь, повредила сильно ногу, гангрена, смерть… Не могли ее спасти. В селе не было лекарств, дороги развезло… До ближайшей больницы в Мошково никак не довезти…Осенью чуть не погибла мама. Копали картошку в поле допоздна, нагрузили полный кузов мешков, сверху сами сели. На полдороги машина перевернулась, накрыв всех, кто сидел сверху. Она уже прощалась с нами, как один за другим сняли мешки мужики. Так ее спасли».

Послевоенное время шло, менялась жизнь в стране, менялась жизнь в семье Короткевич. Старший сын Михаил женился, привел в дом молодую жену Юлию, 4 декабря 1950 года родилась у них дочка Тамарочка, потом Любаша, Надюшка, Танечка, Витя. Мама уехала в Новосибирск, устроилась ученицей крановщицы на завод, Павла в 1952 году забрали в армию. Бабушка Аня так и жила в семье старшего сына, помогала воспитывать его детей, много работала на огороде. С невесткой ладу не было, пьющей оказалась она. Да и своего мужа Мишку стала спаивать…

Мама проработала на заводе «Тяжстанкогидропресс» с 9 февраля 1951 года (принята ученицей крановщицы) по 20 марта 1989 года (уволена по ст. 31 КЗОТ РСФСР по собственному желанию с переводом на пенсию по возрасту). 38 лет на одном месте. Первое время жила в общежитии, потом дали комнату на подселении на ул. Бурденко, дом 16, квартира 10. В этой квартире три комнаты, в двух проживали две семьи, в третьей моя мама и еще одна девушка, тоже Маша. Ее звали Маша-горбатенькая, из-за физического увечья, горба. Тогда молодым специалистам давали комнату на двоих. Так Маша-горбатенькая в комнате 16 квадратных метра прожила до самого моего рождения. Такие времена были… Мама пошла в профсоюзную организацию и сказала, что если не отселят ее, то повесится сама. Пошли навстречу, отселили.

Мой отец, Перегоедов Иван Иванович (18.07.1931–31.12.1987) родился в селе Бугры, в географическом центре города Новосибирска – на краю Бугринской рощи.

Раскинувшийся здесь вдоль реки Тулы бесформенный район частного сектора до сих пор хранит осколки деревни Бугры, в которой люди жили еще 200 лет назад. Уже в 1823 году здесь официально проживало 28 семей. Это не первое поселение на левом берегу современного Новосибирска, хотя сами бугринцы считают иначе. Документально первая деревня на территории Новосибирска все-таки Кривощеково. А деревня Бугры образовалась уже в 1770–1780 годах. Эта дата установлена потому, что на карте, датируемой 1777 годом, этой деревни еще нет. А в документах 1780-х она уже есть. Но называлась она Бугор. Самостоятельная жизнь Бугров закончилась в 1930 году, когда разросшийся город поглотил деревню – ее территория стала частью Новосибирска.

Семья Перегоедовых жила почти на берегу реки Оби. Я помню, девочкой лет пяти я бывала в их доме с крытым под крышу двором, где были частые застолья с самогоном, с гармошкой, с песнями. У моего отца были старшие братья Василий и Андрей, сестра Алевтина, младший брат Геннадий. Мать Анна и отец Иван были пьющими людьми, дети, в последствии (кроме дочери Альки), тоже любили выпить.

Мои мама и папа познакомились на танцах в клубе им. Ефремова, полюбили друг друга, поженились. Отца вскоре забрали в Советскую армию на три года. Мама ждала его, писали друг другу письма. После армии отец стал работать парикмахером, этому делу обучился во время службы. В 1956 году родилась я на радость моим родителям. Когда мне исполнилось три месяца, маме нужно было уже выходить на работу, декрет был только такой. Пришлось моей бабушке Анне приехать из деревни и нянчить меня. Собственно, она была для меня и воспитательницей, и кормилицей – в детский сад я не ходила. Жили вчетвером в комнатке, пока отец не уехал в Херсонскую область на заработки, да там и остался жить с другой женщиной. По характеру был мягким, безвольным человеком, любил выпить, гулять с гармошкой в Бугринской роще с девушками, часто возвращался пьяный ночью… Мама долго терпела… В возрасте шести лет я побывала у него в селе под Херсоном вместе с его братом Геной. Когда мне исполнилось 18 лет, он вернулся в Новосибирск.

Расточка, моя любимая Расточка… Сколько связано с тобой воспоминаний! Там прошло мое детство, юность. Часто вспоминаются разные моменты жизни, связанные с этим удивительным местом.

«Своё название жилмассив получил благодаря заводу тяжёлых и расточных станков, строительство которого началось неподалёку в 1939 году. В 1942 году предприятие получило название «Тяжстанкогидропресс». Но завод в народе всё-таки называли расточным – от него пошла и Расточка. Многие дома посёлка возводились параллельно с заводом. На территорию завода были эвакуированы некоторые предприятия из Центральной России и в годы войны он приобрёл очень мощный стимул для развития как градообразующий. Его продукция не имела прямого оборонного значения, но именно на станках, которые выпускал расточный завод, изготавливали боевые снаряды на других предприятиях страны. После войны завод успешно развивался. Поэтому разрастался и посёлок, его облик сложился из подхода к архитектуре и формированию жилых районов, который был распространён в 1950-х годах. Некоторые дома сначала были двухэтажные, потом их достраивали до третьего этажа. На входе во дворы воздвигали арки, а внутри дворов ставили фонтаны, фасады украшали декоративными элементами – это всё создавало определённую атмосферу. По сути получился такой соцгород, предназначенный для проживания работников завода и их семей – здесь же построили и садик, и школу».

В первый класс средней школы № 47 мы пошли вдвоем с моей подружкой и соседкой по квартире Маринкой Аксеновой, сидели за одной партой, вечером играли на кухне в шашки, пеленали кукол, носились во дворе в догонялки, прыгали со скакалкой, играли в мяч. Мы проводили весь день на свежем воздухе, до самого позднего вечера были различные игры: «казаки-разбойники», «ромбики», «штандер», «глухой телефон» и другие. Во дворе были все свои, все знали друг друга, ходили в гости, к нам приходили все дети двора смотреть телевизор. А еще было место, куда в субботу вечером приходили все семьями смотреть концерт, а потом показывали фильм. Была эстрада, экран, будка киномеханика. Места всем не хватало, поэтому соседи приходили со своими табуретками, щелкали семечки, мужики резались в карты, дожидаясь начала представления. Для нас детей это было невероятно интересно. Все это сплачивало людей, роднило, что ли…

С продуктами в те времена было туговато: привозили яйца, обложенные стружкой в больших ящиках, выстраивалась очередь, в одни руки давали один десяток яиц. Поэтому наши мамы становились многодетными с нашей помощью. Мы подходили к продавцу и уверяли, что мы дети этой женщины. Трюк каждый раз удавался. Так же покупали сушеную воблу, ее завозили редко. Зато сколько радости это доставляло детям. Помню, что сетка с этой рыбкой висела у нас в кладовке, а я таскала из ячеек самую мелкую. Весь двор был наполнен рыбным запахом… Осенью дядя Саша с третьего этажа привозил целый кузов кукурузы, выгружал в люк подвала возле крыльца. Он работал водителем ГАЗ 52. Вся Расточка приходила полакомиться кукурузкой. Так мы жили, вместе, дружно. Богатых среди нас не было, не было ни зависти, ни злости, был какой-то уклад, порядок.