Тогучинские старожилы делятся на исконных жителей этой местности, аборигенов и первых новоселов.

Аборигены

    Самыми древними жителями нашего города были Балаганские, Балахнины и Каменевы. О старейших из них – первое слово очерка.

   Балаганский Александр Андронович живет по улице имени Ленина 30. Утверждает, что деды и прадеды его жили в Тогучине, на этой  же улице, в старой Деревне. Так издавна назывался этот поселок.

    «Дед мне сказывал, - вспоминает Александр Андронович, - что начало Старой Деревни пошло от четырех братьев Балаганских: Николая, Романа, Федора и Василия. Они, будто бы, были сосланы сюда из Симбирской губернии».

     Может, это о них в списке населенных мест «Сибирского края» указано: «Маленькая заимка появилась в 1600 году на правом берегу Ини при впадении в нее речки Тогучинки».

     В первую мировую войну А. А. Балаганский два года был на фронте.

«У озера Нарочь травил нас немец газами, - рассказывает он. – Надышался я этой пакости. Здоровье вовсе потерял. Отдышка одолевает, слабость. Пропал мужик. Демобилизовался. Врачи сказали: «Коли не будешь пить и курить – еще два года протянешь…» А вылечил меня Куц Федор Мосеевич. Тот, что мельницу на Тогучинке держал. Башковитый был мужик. В чужих краях, говорит, ты силу потерял. Родная земля вернет ее тебе. Пей, говорит, настойку травы горицвета и побегов сосны. Заваривай в горшке все это и пей. Стал пить. И, правда, Тогучинская земля своими соками силу вернула. Отошел. 78-ой с октября начал. На здоровье не обижаюсь. Правда, не курю. А водочки, бывает, по случаю косушку приму».

     Образование у Александра Андроновича самое малое. Три класса когда-то окончил. Жил он в своем бедняцком хозяйстве и не подозревал, какие должности его ожидают, как станет бросать его жизнь из конца в конец нашего района…

    В 1931 году вступил в колхоз имени Ворошилова. Вскоре избрали председателем колхоза. С этого все и началось. В райкоме партии заметили у товарища способности руководителя. Стали направлять его туда, где получался прорыв, где дело не ладилось. Пять лет был он председателем колхоза в поселке Инском, три года – председателем сельпо в Сурково, два года – председателем Борцовского сельсовета и три года на той же должности в Соломатово. В этой же деревне был председателем сельпо. А потом председателем колхоза в Голомыскино. И везде он, коммунист, честно выполнял то, что предписывали в райкоме партии. Заведовал он хозяйством на пенькозаводе, работал в горкомхозе. Так было, пока не ушел на пенсию.

     Человек он, как видите, бывалый. О прошлом Тогучина знает много интересного и охотно об этом рассказывает. Может не только назвать по имени и отчеству всех жителей Старой Деревни, скажем, в 1906 году, но и описать, кто какое хозяйство имел, чем отличался по характеру. За кем какие истории числились.

     Балахнин Михаил Иванович – один из старейших из этой фамилии. Ему 75. Считает, что Балахнины – «исконивешние». На правом берегу Тогучинки, недалеко от впадения ее в Иню, жили его деды и прадеды. И он здесь живет, по ул. Центральной, 19. Отец его был ямщиком. Возил товары тогучинских и томских купцов по тракту Томск – Барнаул. Сам Михаил Иванович имел бедняцкое хозяйство. В 1931 году вступил в колхоз. Выполнял там разные работы.

     «Больше всего с лошадьми приходилось вожжаться, - говорит он. - Приглядывал за ними и работал на них». Из Тогучина на длительное время выезжал лишь один раз – три года был на войне в Отечественную. Нигде он не учился, даже читать не умеет. А жизнь тогучинцев в прошлом знает хорошо и рассказывает о ней интересно.

     Каменев Илларион Яковлевич. Ему уже 81. Жили Каменевы на левом берегу Ини за речушкой Березовкой. В 1906 году там насчитывалось десять дворов. И все – Каменевы. Илларион Яковлевич утверждает, что его предки жили здесь же, были «исконивешними», считались ясачными. Ясачными были и Балаганские, живущие на правом берегу Березовки. Эту деревню в старину так и называли – Ясачная.

      А что такое ясак? Что за люди ясачные? Ясак известен еще с 16 века как подать, собиравшаяся в пользу российского государства с нерусских народов Поволжья и Сибири. Плательщиков этой подати называли ясачными людьми. Из этого следует, что Каменевы были нерусскими. Они и сами говорят, что их предки были татарами. Хотя в настоящее время они не знают ни татарской речи, ни магометанского вероисповедания.

     Жизнь И. Я. Каменева небогата событиями. В молодости батрачил у Каменева Андрея Михайловича. Потом имел свое середняцкое хозяйство. А когда в 1931 году в Тогучине прошла железная дорога, его дом снесли. (живет теперь Каменев по улице Чайковского, 18). И сам хозяин пошел работать конюхом на железную дорогу. Последние 20 лет конюшил в средней школе №51. Образования не имеет, хотя читает и пишет довольно хорошо. Но лучше всего он знает о жизни тогучинцев в прошлом и рассказывает об этом хорошо.

    Первыми новоселами Тогучина были переселенцы из Тамбовской губернии и с Украины. Украинцы стали заселять наш город в 1905 году, а тамбовцы – в 1907 г., когда началось плановое переселение в Сибирь из западных губерний Российской империи.

    Украинцы облюбовали себе место на правом берегу Тогучинки, а тамбовцы – на левом берегу Ини, южнее ясачных, на теперешней Колхозной улице.

    Старейшим из украинских переселенцев является Евтушенко Дмитрий Ефимович. Ему 84 года. Живет по улице Боровлянской, 33. Жизнь его богата интересными событиями и могла бы составить самостоятельную историю, достойную описания. Отец Дмитрия приехал в Тогучин из Полтавской губернии. Семья была большой – одиннадцать душ. Дед Савелий, мать, отец, пять братьев, две сестры. Дмитрию пришлось пойти батрачить. Жил в работниках у своих земляков – Колоденского, Гречки, Тимченко и Дворянидова. Школьного образования не имел. Самоучкой одолел чтение и письмо. Да и к чему было батраку учение? Однако, и малограмотного, но способного человека революция выдвинула на большие дела.

   Евтушенко служил в Красной Гвардии. В 1918 году был комиссаром станции Кольчугино (теперь Ленинск – Кузнецкий). А когда белогвардейцы разгромили Кольчугинский Совет, Евтушенко был арестован и отправлен в Томскую тюрьму. Расстрел грозил комиссару. Выручила его телеграфистка станции Кольчугино Эмилия Викентьевна. Были у нее добрые чувства к комиссару. В нужный момент она уничтожила копии телеграмм за подписью Евтушенко.

   «А телеграммы были разные – вспоминает Дмитрий Ефимович. - Того снять с работы как разгильдяя. Того расстрелять, как контру. Время крутое было. За одну такую телеграмму мне бы 9 грамм влепили в лоб беляки. А тут отпустили «за неимением улик» Ушел в подполье. А Эмилия стала моей женой».

   В 20-30 годы Евтушенко был активным организатором и руководителем. В 1926 году он, самоучка, долгое время был заведующим районо. О его делах в районо и теперь можно посмотреть документы в музее первой Тогучинской восьмилетней школы. С 1928 по 1939 год был членом райисполкома Гутовского, Вассинского, а затем Тогучинского. При переезде райисполкома из Вассино в Тогучин (1931 год) Евтушенко руководил строительством соцгородка в бору. Под его руководством построены не только те старые домики, что и теперь частично сохранились на ул. Садовой, но и двухэтажное здание райисполкома, в котором теперь располагается ШРМ (школа рабочей молодежи) и ГПТУ – 9.

     Фетисов Павел Иванович представляет переселенцев из Тамбовской губернии. Отец его с семьей приехал в Тогучин в 1907 году. Принимал активное участие в борьбе против колчаковцев и был расстрелян белогвардейцами в 1919 году. Павлу тогда было 12 лет. Он хорошо помнит события того грозного времени, интересно рассказывает о них. В 1926 году Павел вступил в комсомол. В 1929 году – он в  Красной Армии на Дальнем Востоке. Принимает участие в боях при конфликте на КВЖД. Затем служил на пограничной заставе старшиной. Вернувшись из армии, поступил на Тогучинский ремзавод. Был сначала токарем, потом мастером механического цеха. И везде – в армии, на заводе – он, комсомолец, а затем коммунист, честно выполнял свои обязанности, шел в передовых рядах строителей новой жизни. Фетисов хорошо знает каждого жителя родной Тамбовки. Рассказывает о своих земляках интересно, с увлечением.

    Семендилов Георгий Иосифович – один из тех, кто приехал в Тогучин из Белоруссии. Ему 74 года. В 1907 году его отец с тремя сыновьями приехал в Сибирь из Витебской губернии. Около десяти лет жили недалеко от Томска, приглядывались, искали лучшего места. И, наконец, поселились в Тогучине на теперешней Школьной улице, где и сейчас живет Георгий Иосифович.

    C 1918 по 1922 годы он служил в Красной Армии, принимал участие в гражданской войне. В тридцатом году вступил в колхоз. Работал там. Делал все, что приходилось. Потом избрали в правление сельпо. Стал продавцом. Затем пошли более важные дела. Руководил постройкой первой шоссейной дороги в Тогучинском районе. Той самой, что идет из Тогучина в Киик. Не имея никакого школьного образования, он на этой стройке вел изыскательные работы и был главным техником. И дорога-то неплохая была. Правда, в последнее время мы ее запустили. А когда-то ею любовались.

    Перед уходом на пенсию Георгий Иосифович долгое время заведовал хозяйством в Тогучинской районной больнице. Он хорошо знает о жизни тогучинцев в годы НЭПа, в годы создания первых предприятий в нашем городе.

     Старожилов, о которых я рассказывал, считаю своими соавторами. По их рассказам, воспоминаниями будут написаны последующие очерки из истории нашего города.

Бугры

   Из первого очерка можно было заключить, что древнейшим поселением на территории нашего города была Старая Деревня, располагавшаяся на теперешней улице Ленина. Однако, это не совсем так. Более древнее поселение - севернее двух озер. Теперь там – левая сторона Заводской улицы, здание плодоовощного комбината. Это место издавна называлось Буграми. Я помню, что здесь, влево от дороги на Инской, были небольшие холмики. Эти холмики, или бугры – остатки жилищ древнейших поселенцев на территории нашего города. Старожилы рассказывают, что находили в этих буграх старую посуду, топоры, ножи и даже древнее оружие. Считают, что люди здесь жили лет 700 тому назад. Место тут было привольное. В лесу водились звери. Люди охотились на них. В озерах и речке Ине в изобилии было рыбы. По реке люди на лодках выезжали на обские просторы. Продавали пушного зверя заезжим с моря купцам.

    Старожилы говорят, что эти люди были темнокожими, имели свои обычаи. Умерших сородичей они хоронили по особенному. В большую яму сажали покойника, прислонив спиной к стенке могилы. Перед ним ставили посуду с пищей, чтобы он был сыт. Клали оружие, чтобы защищался от врагов.

    А. А. Балаганский рассказывает: «Жил у нас в старой Деревне старик – Балахнин Матвей Михалыч. Сто лет прожил. Помер перед войной. Шебутной был такой. Всяко дело начинал с курева. Придет к нему сосед за топором ли, за вилами, а он сначала закурит и только потом выдаст или откажет. Шел однажды он на охоту. Возле Бугров чует: земля , вроде, покачнулась под ним. Притопнул сильнее. Провалился в яму. Темно и просторно в ней. Надо бы выбираться, а он закуривать начал. Зажег спичку, видит: перед ним сидит скелет. А на дне ямы мужик нашел посуду – вроде миски, ножик или кинжал».

    Заметили однажды бугряне, что в лесу появилось белое дерево. Береза стала расти. И так решили они: пришло белое дерево на берега Ини, значит придут и белые люди.. Силы небесные отдали берега Ини белым людям. Им же, бугрянам, надо уходить туда, где нет белого дерева. И ушли они далеко на север. Оставили на память о себе остатки своих жилищ – бугры.

    Совершенно об ином говорится во второй легенде.

    С верховьев Ини, с востока, пришли воинственные и жестокие люди. Они предложили бугрянам покинуть родные места. Но не захотели бугряне оставлять обжитые места. Выступили на защиту своего поселения. Все, кто мог носить оружие, шел на врага. Большая битва была на тех холмах, что стоят над Иней. В неравном бою погибли все воины бугрян. Узнали об этом женщины, старики и дети, которые находились в селении. И не захотели они покидать родные озера, берега Ини, на которых сложили головы их сородичи. Они стали сжигать себя вместе с жилищами, чтобы ничего не досталось врагу. Обрушивались постройки и погибали под ними люди. На месте же сгоревших и разрушенных жилищ бугрян остались бугры. Память о тех людях, память о большой любви их к родному краю.

   Какая из этих легенд верна? Что за люди здесь жили? На эти вопросы может дать ответы только Тогучинская земля. Она скрывает в себе эти секреты. Она может и раскрыть их.

Тогучин, 1904 год.

        В. И. Ленин в своей работе «Развитие капитализма в России» отмечает, что в конце 19 века 39,4 процента крестьянских дворов Сибири имели 6,2 процента всей запашки и 7,1 процент скота, а 36,4 процента крепких крестьянских хозяйств с пятью и более рабочими лошадьми владели 73 процентами земли.

   То, что было у нас в Тогучине, являлось иллюстрацией указанных выводов. Такие тогучинские тузы, как Балаганские: Флегонт, его брат Александр, купец Андрей, имели каждый свыше десятка рабочих лошадей, а их однофамильцы Яков, Евтифей, Еремей и ряд других имели свыше пяти рабочих лошадей, десятки коров. Добрая же половина тогучинцев имела только по 1-2 лошади.

     Александр Андронович вспоминает: «Стародеревенец Яков Степанович жил в работниках у своего однофамильца Балаганского Еремея. Женился будучи работником. Хозяин оказал ему такую милость: справил свадьбу своему батраку. Только боком вышла эта милость. Целый год потом он вместе с женой отрабатывал хозяину, чтобы покрыть расходы на свадьбу».

    Царское правительство взимало с крестьян подушный налог. Одинаковую сумму налога вносил Балаганский Флегонт, который имел 28 лошадей, и Андрон Степанович, у которого было две лошади. Появление нового ребенка в семье бедняка не было радостью. Надо было одевать, кормить его да и платить за него налог.

    Старожилы рассказывают, что почти все коренные сибиряки имели самовары. Как не беден мужик, а на самовар все же собьется, купит. Без самовара и хозяин не хозяин. И теперь коренной сибиряк, приглашая вас к столу, обязательно скажет: «Садитесь с нами чай пить», хотя на столе будет и многое другое, кроме чая.

     М. И. Балахнин рассказывает: «Ежели мужик вовремя не вносил налог, земский отбирал у него самовар. Земский – это ж большой начальник был. В тюрьму мог мужика посадить, имущество отобрать. Мы этих земских самоварниками называли. Как появится он в деревне – беднота прячет самовары.

   Александр Андронович вспоминает: «Отец мой пробыл полгода на японской войне. За это время накопилось налогу 42 рубля 50 копеек. А где такие деньги взять? Не станешь же коня продавать. Дело было в декабре. Снял меня отец со школы. Поехали мы с ним на Чебулу. Дрова для паровозов заготавливать. Деньги зарабатывать на налог. Долго там работали, больше месяца. Мальчонка я был тогда. Однако пилить дрова отцу помогал. А когда ехали из Чебулы домой, проезжали то место, где теперь поселок Серединка. Видели там пять подвод. На Томском тракте. На каждой подводе два человека в черных шинелях и черных шапках, солдат с винтовкой и извозчик. Отец сказал: «Политических в Барнаул везут».

    Приближение революционной грозы чувствовалось в этом году не только на больших дорогах. В окрестностях Тогучина проживало до восьми беглых каторжан. Их называли «бродягами». Они не заходили в дома местных жителей. Хозяин, приютивший «бродягу» на ночлег, привлекался к уголовной ответственности. Ночевали «бродяги» в банях, в полевых станах. Старожилы рассказывают, что это были хорошие люди, честные и добрые. Никогда ничего не брали на стане без разрешения хозяев. Ловили рыбу, носили продавать ее в поселки. Александр Андронович рассказывал: «Мы пахали на теперешних инских полях. Избушка там у нас была, стан. Приезжаем, как-то, с отцом на пашню. А там, около нашей избушки, «бродяги» варят рыбу. Человек пять. Одного звали Иван Червяк. Высокий, красивый был, с рыжей бородкой. Стал он умываться, снял рубашку, а вся его спина в красных рубцах. Отец спросил:

 - Отчего, паря, спина попорчена?

- От царской березовой каши, - ответил Иван. А потом надел рубаху, сел на чурбан и так сказал:

- Настанет время… За эти рубцы, за наше бродяжничество царь получит сполна. Отплатит ему за все народ.

     Какими помнят и представляют старожилы Тогучин 1904 года? До приезда сюда первых новоселов с Украины, из Тамбовской губернии, Белоруссии.

    Правда, лет нашим старожилам было тогда немного. Балаганскому А. А. – 8, Балахнину М. И. – 6, Каменеву И. Я. – 12. Назовем еще одного старожила – Герасима Яковлевича Балахнина. Он живет на Октябрьской улице. Недалеко от магазина «Зорька". Ему в 1904 году шел семнадцатый. Детская и юношеская память этих людей зацепила много интересного из того далекого времени, донесла до наших дней. Таков уж человек: родное не забывает, проносит через всю жизнь.

    Итак, представим Тогучин таким, каким запомнили его старожилы в 1904 году. Пройдем по всем трем поселкам. Начнем наше путешествие с поселка на правом берегу Тогучинки при впадении ее в Иню. Этот поселок – Тогучин изначальный. Назван Тогучином потому, что расположен на берегу речки Тогучинка. Отсюда это название затем перешло на Старую Деревню и за Иню, на Ясачную. Пойдем от Ини по единственной улице поселка. Справа крайний, на отшибе к Тогучинке, дом мельника Предина Михаила Егоровича. Еще четыре дома стояли справа. И семь – слева. Из них восемь домов принадлежали Балахниным и три дома – Балаганским. Дома разные. Есть неказистые избенки, вроде той, что на подворье Ивана Александровича Балахнина. Хата-пятистеничек, амбарушка да стайка прилеплена к ней, просто навес, на котором стогом лежит сено. А под навесом – корова и лошадка. Вот и все строения, все хозяйство мужика. Ворота, сколоченные из жердей, закрывают двор.

   Теперь посмотрим на пятый двор слева – подворье Балаганского Александра Егоровича. Крестовый дом распузатился широко и властно. Высокие тесовые ворота и заплот закрывают надворные постройки от постороннего глаза. Но если бы мы заглянули во двор, то увидели бы там три амбара, хомутную, хозяйственную избушку, баню по белому, завозни, сараи.

    М. И. Балахнин вспоминает: «Справный был хозяин. Двух работников годовалых держал. От Петрова до Петрова дня. И бродяга у него жил Степан Иванович. Тоже работал. В бане ночевал. В избу не заходил, бродяге не положено. Я тоже в молодости два года отмантулил у Егорыча».

    Справно жил и брат Александра – Флегонт Егорович. Дом его стоял через улицу от брата. Флегонт имел 12 запряжных лошадей, 16 кобыл, породистого жеребца, десятки коров. И тоже держал работников. Своих рук не хватало на такое хозяйство.

   Слева, за огородами, темнели кресты двух кладбищ. Ближе к Ине – Балаганских. А чуть повыше – Балахниных. А так как Балаганские были богатыми, то мужики говаривали: «И на тот свет они не хотят идти вместе с нами, голытьбой».

     Прошли мы улицу. Слева, у березового леса, что раскинулся до самого горизонта, стоял большой амбар-мангазей. Что это за постройка – узнаем позже. А пока перейдем по мостику через Тогучинку. Он был левее от теперешнего и ближе к Старой Деревне. За эти 80 лет Тогучинка сдвинулась на северо-запад. На мосту – бревенчатый настил, поверх которого набросан хворост. Когда ехали по мосту на телеге, она вела такой разговор, что зуб на зуб не попадал. Вода в Тогучинке подходила к самому мосту. Речка наша тогда была многоводной. Да и мельничная плотина здесь сдерживала воды Тогучинки. С моста направо мы видим мельницу, любуемся широким плесом воды. Ребятишки с удочками, свесив в воду босые ноги, сидят по берегу. И часто можно было видеть, как то тут, то там блеснет в воздухе чебак, язь, а то и щуренок. Рыбы немало водилось тогда в нашей воде. Заботились люди о речке, и она в благодарность людям рыбой щедро платила. Не ездили тогучинцы в Киик, не ходили за пяднадцать верст на рыбалку. Ведь и техники не было. Топор, лопата да пила и помогали человеку. А заботились люди о реке и сдерживали ее воды, держали в порядке плотины. Стыдно говорить, но нельзя не сказать, что мы с нашими бульдозерами, экскаваторами, мощными самосвалами вот уже несколько лет пытаемся, но никак не можем удержать плотину на тогучинке, сохранить воды нашей речки. Она уже превращается в грязную канаву. Не течет, а плачет, просит, чтобы люди позаботились о ней. Не будем же равнодушны к ее слезам.

    Теперь пойдем в Старую Деревню. Она беспорядочно раскидалась домами, в середине раздвинулась, загнулась к Ине. Двадцать шесть дворов стояло там, где теперь проходит Ленинская улица. Из них 16 принадлежало Балаганским. Они здесь были самые коренные и многозначительные жители. В четырех дворах жили Дворянидовы, в двух – Шерстобоевы, а в двух – Макаровы, остальные два двора принадлежали соответственно Турбину и Балахнину.

    Слишком богатых в старой Деревне не отмечалось. Правда, Яков Николаевич Балаганский имел мельницу-мутовку на Тогучинке, владел большим домом, которого хватало и для семьи, и для трехклассной школы. Учительницей в этой школе работала Апполинария Яковлевна. Была она из Гутово. Фамилии ее старожилы не помнят. Это была первая школа в Тогучине. Дом Балаганского свезен на поселок Семеновский. Находился он там, где теперь стоит дом № 26 по улице Ленина.

    Зажиточней других был и Евтифей Мелентьевич Балаганский. Он тоже имел мельницу-мутовку на Тогучинке. Мутовки были расположены выше теперешнего моста через Тогучинку, что в начале Садовой улицы. Кладбище стародеревенцев было на месте тепершней поликлиники. Старая Деревня и Тогучин – на речке Тогучинка имели своего старосту и писаря. Общие дела двух этих поселков решались на сходках. Волость же находилась в Гутово, но называлась Кайлинской. (из Кайлов когда-то была переведена в Гутово). Это название сохранилось до 1917 года.

      Из Старой Деревни пойдем за Иню. Деревня за Иней называлась Ясачной. Там жили ясачные Балаганские и Каменевы. Мост через Иню находился примерно там, где и теперь временный мостик. Как прейдешь его и поднимешься к переезду, тут и начинались дом Балаганских. Двенадцать дворов принадлежало им. За речушкой Березовкой десять дворов имели Каменевы, три двора Борцовы, один – Аксиньин Григорий Петрович. Причем Борцовы, Сергеев и Аксиньин не были ясачными. Считались заводскими, т.к. были приписаны к Салаирским рудникам.

    Двор двору – рознь. Вот у Андрея Николаевича Балаганского – крестовый дом, амбары, завозни. Лавку держал хозяин. Обозы по 60 подвод, груженных мясом, в Томск отправлял. Из Томска же на тех подводах везли в Тогучин соль, ситец, сахар, спички, косы, серпы и топоры. Два работника держал купец.

    И. Я. Каменев утверждает, что Каменевы все жили справно. А слишком богатых не было. Однако, он же говорит, что в молодости батрачил у Андрея Михайловича. Стало быть, этот Андрей Михайлович жил богаче Якова, отца Иллариона.

     Кладбище Балаганских находилось у берега Ини на месте бывшего железнодорожного депо. А далее от кладбища до самой речки Кудельки, до теперешней птицефабрики густым сплошняком стоял лес. Редко где попадалась сосна, а более все шла береза, высокая, стройная, белая.

    Кладбище Каменевых было на взгорье за Березовкой, к лесу.

    Ясачные имели старосту и писаря, один мангазей. А когда-то, говорят, у них была и своя волость. Волостной дом стоял на месте теперешнего угольного склада. Затем же, когда из Кайлов волость была переведена в Гутово, все тогучинцы были приписаны к Гутовской волости.

    Из сказанного известно, что тогучинцы имели два мангазея. Мангазей – это общественный амбар. В него засыпали хлеб жители двух поселков, как было в Тогучине, или одного села. На сходке, обычно осенью, принимали решение: засыпать в мангазеи по 3-5 пудов со двора. В зависимости от урожая и прежних запасов, которые хранились в мангазее. Выдавалось зерно из мангазея опять же по решению общего собрания тем, кто пострадал от пожара, наводнения, нападения волков и т. д. Выдавал зерно выборный, его выбирали на сходке. Он же присматривал за амбаром. На амбаре висел большой замок. Ключ находился у выборного. Сторожа у амбара не было. И старожилы не помнят случая кражи зерна из мангазея. Балахнин М. И. вспоминает: «Люди не шкодили. Бродяги и те не трогали чужое. Зверь шкодил. У Флегонта Егорьевича Балаганского было 30 коз. Однажды по осени забрался к нему в загородку волк. 29 зарезал а одного унес в лес».

    На Тогучинке было две мельницы-мутовки. Так это же одна амбарушка да жернова с лопастями – мутовкой. Никто там постоянно не находился. С вечера засыпали зерно в специальный ящик (кош), а утром приходили за мукой. И не было случаев кражи зерна или муки.