Но, ворвавшаяся в каждую советскую семью, война внесла свои коррективы. Поутихли песни, меньше стало смеха. Мужчины ушли на фронт, а оставшиеся в тылу женщины и подростки заменили их и, не щадя себя, приближали долгожданную победу. Хорошо запомнились Александре Ивановне трудные военные годы.

Отец был на фронте, старшая сестра Нина сутками работала в бригадах. А Шура с мамой рубили боярышник, чтобы протопить печь. Электричества не было, жгли самодельные свечи из свиного жира, называли их жировиками. Писали палочками, которые обмакивали в сажу. Закончила Александра Ивановна всего 5 классов. Не в чем было ходить: не было ни одежды, ни обуви. Особенно тяжело было без обуви, обмотает ребенок ноги тряпками, вот и вся обувка: и летом и зимой.

Один день крепко запомнился. Было это в 1947 году. Шурочка с мамой заработали двадцать кило зерна и пошли на мельницу, чтобы смолоть. Обратно шли, каждая несла по тяжелому мешку муки. Вдруг сзади им крикнули: «Надежда, вон твой Иван идет». Бросила Шурочка мешок на землю и - к отцу. Пришла в дом большая радость: отец-солдат вернулся домой живым.

В 13 лет пошла Шурочка работать в колхоз дояркой. Обедать ходили в колхозную столовую. «Да разве можно это назвать обедом?! Полная чашка воды с тремя лапшинками… Голодно было. Вечером ложиться спать, а желудок сосет. Вот так и пролежишь до четырех часов. А утром - на работу. Бывало, ходили с подружкой по помойкам, собирали очистки», - не забывается голодное детство Александре Ивановне.

Шел 1948-ой год. Жизнь была нелегкой, но, главное, - мирной. В колхозе начали давать на трудодни сахар, мед. Провели электричество. К двадцати годам наша Шурочка превратилась в красивую, статную девушку – завидную невесту. В руках у нее все спорилось, не боялась никакой работы. Вскоре познакомилась она со своим суженым - Николаем. Поженились с ним без свадьбы, прожили сорок счастливых лет, родили трёх дочерей.

Закончила Александра Ивановна наш разговор такими словами «Всю свою жизнь пронесла на своем пупу. Сейчас бы жить и радоваться, а здоровья нет. Всю свою жизнь помню, да страшно говорить».