И вот однажды мне повезло. В декабре сорок восьмого председатель колхоза направлял из Соломатова в Коурак одного деда на переговоры с артелью, что делала сани. Задача ему поставлена была следующая: заказать или же купить эти сани для колхоза. Ему то и поручил председатель захватить с собой инспектора, т. е. меня.

«И лошадку он запряг ходкую. И весело вам будет с ним. Он у нас вроде деда Щукаря» – промолвил хозяин колхоза.

Вид же у деда был совсем не щукарский. Борода окладистая, целый сноп пшеничный, усыпанный снежной порошей. Глаза ясные, совсем молодые и удивительно живые. Лисья шапка-ушанка, полушубок овчинный, огромные мохнашки за красным кушаком – все это было под стать его ладной коренастой фигуре. Одним словом, дед был что надо. Роскошную доху из черных и рыжих псов он предложил мне.

«Разве можно в такую стужу в шинели? Оболокайся в доху!» – ласково приказал он мне. Нет, не на облучке, а рядом со мной по-хозяйски устроился мой ямщик. С места прикрикнул на лошадку: «Потешь нас, родимая!»

И родимая понеслась крупной рысью. Только снежная пыль полетела из-под ее копыт, да заскрипели-запели полозья, навевая дрему. Я пригрелся, закутавшись в доху, и уже собирался порядком уснуть. Но деду нет дела до моих планов. У него были свои. Не затем везет, чтобы спал. Только выехали из Соломатова, он показывает кнутищем на холм, что стоит над речкой Изылинской.

«Буян-гора!» – важно, даже с какой-то затаенной гордостью заметил он. И больше ничего не сказал. Хитрый какой! Завел меня и молчит. Пришлось спрашивать, почему так холм называется. В ответ же он мне целую историю поведал.

«Вишь ли, милок! Во времена стародавние жил в Саламатово Буян. Был он простым мужиком-крестьянином. Сила, однако, в нем неимоверная была. Лошадь один поднимал. Возьмет ее под брюхо и несет.

И не мудрено, что при такой силушке Буян царских властей не признавал. Жили за ним соломатовцы вольным селом. Ни тебе налогов, ни притеснений никаких не знали.

Однако Буяну и этого показалось мало. Задумал он пойти против самого царя, повести за собой мужиков на это смелое дело. И пошел бы, и стал бы таким, каким был Степан Разин, да только вот жена ему помешала. Не захотела она, чтобы ее Буянушка начал войну против самого царя-батюшки. Сложит он свою бедовую головушку, погибнут люди крестьянские – ведь не одолеть им силушку царскую сильную. Отговаривала она Буяна от затеи той рискованной. Однако крепко на своем стоял богатырь-мужик. Стал собирать ратников из деревень соседних. И сошлись чернокольские, сухостреловские, соломатовские да калягинские мужики у речки Изылинки. Из других сел тоже немало народу пришло. Туча-тучею нависла над нашею речкою. И готова была туча та греметь громами, метать молнии стрел в царево войско, чтоб вольготно и справно жилось мужикам.

А что же, милок, сделала тогда жена Буяна? Взошла она на эту гору, стала говорить, кричать мужикам, чтобы не ходили за Буянушкой. Ну подумай, милок, женское ли это дело? Ей ли встревать в такое?

Осерчал Буян за это на свою жену, шибко осерчал. Забежал он на ту гору, взял на руки жену, поднял ее выше своей головы и сбросил непокорную в речку Изылинку. Да и сам вдруг, то ли испугался от того что сделал, застыл на месте. Врос в гору человек. Стал вершиной горы. Вот видишь, он стоит там и по сей день. Поэтому Буян-гора. Жена же его упала на камень, и кровь из груди ее хлынула в речку…

Вот откуда она, розоватая вода, в нашей Изылинке. Теперь не так, а в прежние годы, сказывают, совсем красная была.