Весной 1926 года Никифор Седых возвращался из Болотного. В милиции он рассказал, как жили в Белоруссии, а жили впроголодь, и всё из-за того, что не было свободных земель, и вот они, 13 семей, всё продали и приехали жить в Сибирь. В райисполкоме им выделили землю, место хорошее, всем понравилось, на берегу малой речки Тулки, кругом сосновый бор, полный ягод и грибов, кедрач, тут же берёза, осина, много калины, черёмухи, обильные сенокосные луга и поля под пшеницу, но не угодили переселенцы чем-то соседям из Бибеева, гонят их, побить грозят. Шесть вёрст до Бибеева — далеко, но им места мало. Белорусы приехали навсегда с детьми малыми, с жёнами, шалаши поставили, дом начали возводить, а бибеевские приехали и топорами всё порушили, уезжайте прочь, говорят. Только колодец выкопали, они туда дохлую кошку бросили, только почистили, они опять дохляк подкинули.

Милиционер слушал внимательно, посмотрел документы на землеотвод и порубку леса.

— Кто место указал, где дома ставить?

— Землемер, ваша милость, — ответил Никифор, сминая шапку в кулаке.

— Ты, давай, без вывертов, это оставь. Нашёл «вашу милость». Короче, у тебя всё в порядке, документы правильные, место указано должностным лицом, а потому живите, стройтесь и не мешайте нам работать. У меня - бандитизм, вредители склады с пшеницей жгут, кулаки саботируют организацию колхозов, а вы, там, бибеевских шугануть не можете. Сколь у вас мужиков?

— Так сколь семей — столь и мужиков.

— Вот! Целая армия! Гоните всех и стройтесь. Всё. Езжай домой. А если что, говори, что у Никитина был, мол, он вам шею намылит. Понял?

— Так мы же уже…

— Иди, не до тебя, у нас тут банда объявилась, баба ею верховодит. На дорогах грабить взялись! Вот это проблема! А вы там сами разберитесь, поди, не с бандитами договариваться, а с такими же крестьянами — найдёте общий язык.

— Так мы…

— Всё! Сказал, сами, значит,- сами. Тринадцать мужиков, и вам ещё милиционер нужен?! А у вас ещё тринадцать баб есть! Взяли косы, вилы — двадцать шесть вооружённых бойцов — это же почти боевой взвод!

— Так их человек сорок, а то и полста приходють!

— А за вами - закон, за вами - постановление райисполкома! А это что, не сила?

Вот, такой разговор получился. Никифор возвращался ни с чем. Вернулся он уже в ночь, ждали его мужики у костра, охраняли добро, боялись - бибеевские нагрянут. Но, те появились только вечером следующего дня. Да, столько их никогда не приходило!

— Знать, хорошее это место, коль они так гонят нас отсюда, — сказал сородичам Никифор, — надо золотишко пошукать в речке. Каменные выступы кругом, утёсы, хребтины то тут, то там из земли выпирают. Как есть, драгоценное место: а ради чего людям в такую дикость впадать?  Вот как догадались белорусы. А в это время:

— А-а-а! — орал бугаище и бегал между шалашей с топором. — Мы копские! Прочь с наших земель!

Бибеевские парни махом раскидали сруб по бревнышку, который переселенцы складывали весь день, - раскатали, почём зря.

— Уходьте, откуда пришли! — орал «копской» — здоровенный, молодой и наглый.

— Так мы пять тысяч вёрст прошли, чтобы здесь осесть… — умоляет Никифор.

— Как пришли, так и уходите, чертяки! Кто вас сюда звал?

— Так мы же не сами по себе, нам райисполком место это выделил!

— Какой-такой райисполком? Теперь власть у народа, а мы и есть народ, и вот тебе фига, а не земля, — и бугай сунул Никифору увесистую фигу под нос, даже толкнул его этой фигой в лоб. — Валите, говорю, в свою Беларусь, пока не поубивали! — и топорами по бревнам от сруба. Всё искромсали, и по ходу, зачем-то, телегу порубили. Хмельные все, задиристые.

А кругом стоят кедры вековые, красоты неописуемой, светлые побеги на кончиках ветвей, будто свечи новогодние, украсили пышные хвойные лапы. Стоят кедры, качают головами и стыдятся людей, дикости их и неумения жить миром.

— Простите, — говорит Никифор, обращаясь к родичам, — нет у меня иного выхода, я вас сюда зазвал. Убью сейчас этого ирода, топором зарублю, пусть в каторгу пойду, но и товарищ Никитин тогда приедет и порядок наведёт. Вижу, не выжить нам без смертоубийства.

В вой кинулись бабы, а мужики отступили от столь решительного слова Никифора, да только бугай расхохотался. Ухватил Никифор, привычный с детства, топор, и никто уже не сомневался, что ляжет сейчас голова бугая от меткого, как молния, удара старого плотника.

Но, вдруг, ступил меж ними старик, весь белый, с белой бородою, в кафтане белом, и говорит бугаю:

— Ты говоришь, что ты копской? Нет! От славного египетского рода древних христиан осталась у тебя только фамилия Копской. Великий род оборвался на тебе, погубил ты честь духовного и великого рода, который, когда-то, спасся среди белых руссов от преследования. Тридцати лет не прошло, как твои родители бежали из Беларуси от нищеты и голода в Сибирь, а ты уже стал хозяином  здешних земель?

— Ты кто, дед? — опешил бугай.

— Я — твоя совесть! А ты думал, что всё омертвело в душе твоей? А тебе знать следует, что твой род здесь, в Бибеево, принял славный и добрый чатский татарин, славный Бабей, и опять - обогрел и накормил вас и малую ещё, будущую маму твою, и дела не было шаману, что дед твой христианин.

— Поди прочь, старик, — сверкнул глазами бугай, — не посмотрю, что старый, — и указал на сбившихся в кучу белорусов. — Они бездельники, они пришли воровством жить и нас грабить, да порчу наводить!

— Тебе ли вспоминать о благочестии? Тебе ли, кто скупает за бесценок смолу, скипидар, дёготь и древесный уголь у бибеевцев, как у рабов, — вот у них, а потом втридорога продаёт в Болотной?! Молчишь? Переселенцы ещё не видели твоих кирпичных смолокурень, которые ты прячешь в этих лесах.

— Врёшь!!!

За спиной деда появился огромный Белый волк, он сытно облизнул свой нос и лёг у ног старика.

Копской обвёл мутным взглядом стоящих вокруг людей и вдруг, обессиленный, гаркнул:

— Утром! Да, утром - смогёте дом поставить — живите, а нет, то валите куда подальше! И никто вам не поможет!

Он пошёл прочь, потом встал, как вкопанный, будто что вспомнил, обернулся и потряс топором:

— И чтоб дым из трубы! Дым - обязательно!

— Спасибо, ваша милость, — поклонился старику Никифор и все его сородичи.

— Да какая я тебе «милость», Арефа я. Дом сделать успеете, если сложите его небольшим, как игрушечный, чтобы лечь можно было на лавку, стол поставить, встать во весь рост, и печурку взбейте, чтобы дымок только шёл. Вот и вся хитрость. Будьте здоровы, будьте как дома, потому что мы все здесь в гостях. Приедет к вам скоро жить святой старец Савка, вот и пусть дом этот игрушечный ему достанется, пусть в нём живёт, чудит и молится, и вас радует.

Дед Арефа развернулся и пошёл домой в густой и кудлатый бор, а рядом с ним шёл Белый волк. И ничего бы в этом не было примечательного, если бы они не разговаривали между собой.

Историческая справка:

Деревня Игрушка на речке Тула Болотнинского района перестала существовать после очередной реформы и укрупнения хозяйств в 1970 году.

Старца Савку помнят и доныне, ещё при жизни его звали «святый старец», он ходил босиком и летом и зимой, крестил младенцев, отпевал покойников, знал много молитв. Пользовался большим уважением у земляков.

Копты — этнорелигиозная группа белых египтян, древнейшая ветвь христианства, которая сохранила свои традиции в чистоте. Преследовались в разные века, рассеяны по всему миру, малая часть осела в России и Белоруссии. Название религиозной группы легло в основу образования фамилии Копской.

В дореволюционной России существовали примитивные средства, для производства смолы, древесного угля и дёготя, в небольшом количестве - скипидара, которые пользовались спросом у местного населения и за границей, и приносили смолокурам до ста процентов прибыли.

Первоначально существовало ямное смолокурение. Позже обустроили кирпичные смолокуренные печи.

И ещё один способ добычи смолы — подсечка — периодическое нанесение специальных резов на ствол дерева в период его вегетации с целью получения продуктов жизнедеятельности растения.