Родом из детства: закрытый посёлок Троицкий

Планомерное уничтожение сельских поселений началось в 70-е годы прошлого века, когда было принято постановление о признании деревень не перспективными.

Вот таким, "неперспективным" и впоследствии исчезнувшим посёлком, оказался Троицк - родина моего отца, Бортника Михаила Калиновича, его троих братьев (Ивана, Николая, Григория) и двух сестёр (Варвары и Екатерины).

Троицк – это одна улица, прямая, широкая, вся поросшая травой. А кругом - лес, да озеро. Дворов – несколько десятков.


И моё детство тоже связано с Троицком. В те далёкие годы в каждом дворе было большое количество всякой живности. И наша семья не была  исключением. Мы держали очень много гусей. А в Покровке водоёмов не было, поэтому отец и увёз нас с гусями на лето к дедушке. Вот где было раздолье всем!..

Трава росла прямо от порога дедова дома. За огородом в сторону Покровки простиралось озеро, в котором водилось много живности: ондатры, гнездилась утка и жила мелкая рыбешка – гольян. А напротив, через улицу, была Ярмошева ляга, она была размером полтора – два гектара. Взрослому мужику на средине было по грудь, а нам, ребятишкам, эта ляга казалась морем - океаном. Здесь мы и за гусями присматривали и сами вволю вкушали все прелести свободы и детских забав.

Ягода росла прямо за огородами. Помню, бабушка Паша, замешивая тесто, дала нам трёхлитровый бидон, что бы мы сходили за огород (метров 150) и набрали ягод на вареники. Я, моя сестра Аня и двоюродная сестра Нина из города вприпрыжку побежали на полянку, всю пропахшую луговыми цветами и запахом клубники. Нам тогда казалось, что даже солнце имеет запах.

Мы бегали за порхающими бабочками, ловили кузнечиков, а потом, развалившись в траве, смотрели на ярко-голубое небо с бегущими облаками и ели крупную, пахучую ягоду, которой было видимо-невидимо. Каждое облако походило на какого- то зверька. Мы придумывали им названия. Но длилось это недолго. Бабушка, выйдя на крыльцо, позвала нас.

В другое время это прозвучало бы как праздник (всем за стол!), но в тот момент мы осознали: головы нам не сносить. Нина была выдумщица ещё та: быстро нарвав травы, она засунула её в бидон, сверху бросила горсть ягод и мы отправились к дому, правда, не так резво. Последствия были: нас наказали прополкой грядки, пока бабушка рвала ягоду и лепила вареники.
Всем посёлком в те далёкие годы  рвали ягоду всё лето. И нарывали не по ведру - два, а по двадцать-тридцать вёдер за лето. Это была клубника, смородина, костяника. И ходить за ней далеко не надо было. Всё росло вокруг села.

А ещё помню в доме деда ткацкий станок. Его заносили, когда бабушка была более-менее свободная от хлопот по хозяйству. Чаще всего - зимой. В посёлке не только она одна могла ткать. Ткали почти в каждом дворе. Бабушкины дорожки устилали весь пол в доме. А когда наступала суббота, то эти дорожки выносились на улицу, и вдвоём трясли их от пыли. Зимой бросали на снег и палками били по ним. В избе после таких побоев всегда пахло свежестью и снегом.

Помню своего деда: Бортник Калину Григорьевича. Он был высоким, тёмноволосым, красивым мужчиной. А его отец - мой прадед – Бортник Григорий Герасимович (1867 г.р.)  со своей женой Меланьей и семьёй перебрались в Сибирь из Киевской губернии Украины. По национальности он был украинцем. В семье у них на то время было пять детей, один ребёнок умер.
В Доволенском архиве нашли документ: заявление деда в бедняцкую группу от 29 января 1930 года.
Вот что он  пишет: « От малоземелья и от помещечего ярма отец увёз нас в Сибирь в 1909 году. Два года мы жили с отцом без своей избы, скитались по деревням и квартирам. А в 1911 году причислились на этот посёлок Троицкий и построили свою землянку. В этом же 1911 году я нанялся батраком в село Волчанку к Важенину Филиппу за 15 рублей и за рубаху...
С 1914 года я стал жить дома и занимался хлебопашничеством…. А в 1917 году я был мобилизован на службу. Когда сделалась Октябрьская революция, я вступил в Красную Гвардию, в 10-й северный отряд по борьбе с контрреволюцией, где служил по ликвидации Омского кадетского восстания и против восставших Казачьих – Дутовских банд на Урале. Уволился я в феврале 1918 года. Прожил дома до сентября и снова был мобилизован, уже - Колчаком. У Колчака прослужил до июля месяца. Когда в Сибири почти начиналось восстание, я сбежал из города Екатеринбурга и вскоре вступил в партизанский отряд, где тоже участвовал в бою с Колчаковской бандой в селе Чёрной Куры. А когда пришли Красные войска, то мы пошли домой…..» ( Ф.3. оп.1)

Три года назад я ездила в архив города Барнаула. Ведь когда-то наш район относился к Барнаульскому уезду. В архиве я нашла данные сельскохозяйственной переписи 1917 года. Нашлись архивные данные и по посёлку "Троицкий", а также - хутора "Афонинский" Травнинской волости. Ни того ни другого уже нет на карте района. Всего 95 дворов числились на этот год.
В тридцатых годах все, кроме деда, вернулись на Украину, предположительно в Донецкую область. Мой прадед к тому времени был уже не бедным крестьянином. У него было 5 лошадей, 4 коровы, 21 овца, плуг, бороны, телеги. Земли – 22 десятины. Из них – 20 десятин пашни.

Деда, Калину Григорьевича, забрали на фронт летом 1941, и вернулся он, когда окучивали картошку, в 1945 году.
Во дворе дедова дома осталось и прежнее жилище (самануха). В этой саманухе летом было прохладно, на глинянном полу лежала стружка, на которой дед отдыхал. Зимой он здесь плотничал – делал двери, вязал рамы, делал ребятишкам лыжи и санки, из заготовленной поздней осенью лозы плел короба и гнезда голубям. Здесь была небольшая печка, подтапливали, заносили кур, когда были сильные морозы. Когда телилась корова, здесь жил теленок. А всю войну, без родителей, здесь жили его дочки, которым1941 году было – старшей Варваре - 17 лет, а  младшей - Екатерине - 2 года.
После войны несколько лет подряд дед работал директором кирпичного завода в Троицке, пока этот завод не разобрали. Мы, помню, будучи еще ребятишками, катались на вагонетках по рельсам, проложенным до карьера, где рабочие брали глину для изготовления кирпича. Изготавливался кирпич для нужд населения и был хорошего качества.



 Из Троицка  в покровскую восьмилетнюю школу привозили более 40 ребятишек (с 5-го по 8–й класс), которые жили на квартирах и в интернате при школе.

 В поселке был свой священнослужитель: Ярмош Сергей Иванович, жил он на краю деревни в домике, на украинский манер – белая мазанка, крытая соломой, низенькая, но с русской печкой. На большие церковные праздники здесь собирались старушки из Покровки, Травного, Троицка, Пустынки (поселок Черносмородинный). На пасху разрешали и нам, ребятишкам, присутствовать. Мы всю ночь лежали на русской печи и слушали, как поют песни, читают молитвы – святили пасху и яйца.
 
Мы с родителями жили в Покровке, а до посёлка через лес была дорога. Летом по ней ездили на лошадях, а зимой, если сильно заносило снегом, то пробирались на лыжах. Мой день рождения - в декабре, когда снегу уже наваливало столько, что даже лошади трудно было пробраться по прямой дороге. У деда были большие широкие охотничьи лыжи, которые он сделал сам.  И вот дед, пока был жив, становился на эти лыжи и приезжал ко мне на день рождения. Кстати, дорогу эту люди называли Бортниковой.

Я хорошо помню его последний приезд: он привёз мне отрез на платье и кулёк конфет. Они с отцом сидели за столом и пели украинскую песню «Ридна мати моя». Это была их любимая песня. Это был 1965 год. А 25 сентября 1969 года его не стало. Он умер, отметив в августе свой 71-й год рождения.

Деда провожали в последний путь всей деревней. Он  лежал в гробу весь седой, а на груди, к пиджаку были приколоты его боевые медали, которые он заслужил на фронте. Как мы сейчас жалеем, что фронтовой факт биографии нашего деда,- как белое пятно в наших душах. Мы не можем вспомнить, что бы он нам что-то рассказывал о войне. Может, не хотел ворошить эти годы, а может мы были маленькими, что бы понять это тяжёлое испытание, которое выпало их поколению.


Там, где когда-то кипела жизнь, сегодня – лишь одинокие деревья, да бугорки от разрушенных домов напоминают об их прошлом существовании. Посмотришь на них - и защемит сердце, тоска одолевает: что же мы наделали? Много лет назад наши деды и прадеды, отцы наши в сибирских лесах обживались. Свою душу вкладывали, свое умение и смекалку. Мой дед был прекрасным плотником. Ни один дом в посёлке был сделан его руками. Помню, бабушка говорила, что он один построил магазин, который был единственным в Троицке. Построил без единого гвоздя…

Школа в посёлке была начальная. Чтобы получить восьмилетнее образование, детей возили в Покровку. Помним учителей: Барышков Николай Григорьевич – инвалид, жил в Покровке, а детей учил в Троицке, с 1966 года пришла работать учителем Михуля (сегодня она Морозова) Анна Семеновна из Довольного, Бурдей Тамара Григорьевна, позже - Шелудько Надежда Ивановна из Согорного. Они жили на квартире у моей бабушки.

Тянет на свою малую Родину многих. Иногда и мы, продолжатели рода Бортник, заедем в «посёлок» и пройдёмся с одного края в другой. И хочется слышать нам стук калиток, звон ведра, опускаемого в колодец, разговоры на лавочках возле домов, скрип проезжающих телег…
 
В 1976 году в поселке закрыли малокомплектную школу. Семьи, где были ученики стали уезжать в Покровку, Травное, Довольное. В 1977 году родился последний маленький житель поселка Троицк - дочь Бондарь Виктора Григорьевича и Морозовой Анны Семеновны – Оксана. В 1978 году они уехали на жительство в с. Довольное.

В 1981 году «в связи с выбытием всего населения» было решено «поселок  Троицк Доволенского сельского совета – закрыть».

Когда-то народ уезжал из деревень, но сейчас некоторые деревни возрождаются. Хорошо, если есть куда вернуться. Немало людей разбросано по белу свету, чья жизнь начиналась именно в Троицке. Но я точно знаю, что все они иногда, хоть в мыслях, возвращаются в свой маленький посёлок. А если бы, он остался жив? Вернулись бы люди домой?

За все спасибо, тебе мой любимый посёлок.

Видикер Л.М.