Маринка родилась на берегу Оби, среди высоких сосен. Их домик стоял недалеко от устья малой речки. Здесь росло много тальника и черёмухи, а чуть далее - целая роща калины, поздней осенью красной, а после первого мороза - сладкой и терпкой, но вкусной. Маринка любила калину, а её подруга Светка, с умным видом, как-то, сказала, что если Маринка «жрёт без меры калину, значит, в организме не хватает витаминов, которые есть в калине». Наверное, Светка права, но Маринке больше не хватало трезвых родителей — мамы и папы, и её младшей сестрёнке и совсем ещё малому братику тоже не хватало родительского внимания, а иногда и просто еды. Если бы не картошка, так хоть милостыню проси.

Окончив девятый класс, Маринка без сожаления уехала в Болотное и без особого труда поступила в педколледж:  голова, как говорила мать, у Маринки всегда была светлая, а память, она и сама знала, цепкая да крепкая. Когда в приёмной комиссии на собеседовании её спросили, почему выбрала профессию учителя, она, не моргнув глазом соврала, мол, всю жизнь мечтала учить детей, хотя всё было иначе: ей нужен был диплом, а профессию она потом найдёт себе по душе. Просто - бесплатная общага, кормёжка и полторы тысячи стипендии за хорошую успеваемость, и чтобы недалеко от дома. Короче, другого, более выгодного и удобного, варианта не было. А для того, чтобы получать талон на пятьдесят восемь рублей ежедневного питания, ей, всего лишь, нужно было взять справку о малообеспеченной семье. Жизнь Маринка начинала без затей, с холодного и практичного расчёта, чтобы «не прогибаться» под этот «неустойчивый мир». Маринка была настроена решительно и строго.

Сосед дядя Вадим давно поглядывал на Маринку, а сам всё ждал, когда подрастёт. Маринка замечала похотливые взгляды соседа, но плевать ей было на него, сила в ней таилась не городская — полудохлая, а наработанная — деревенская. Если надо будет, то так двинет, что и костей не соберёт. И вдруг, уже перед отъездом, дядя Вадим остановил Маринку на улице и протянул коробочку.

— На, это смартфон, есть и покруче, но для «педа» сойдёт. Негоже в колледже без смартфона появляться.

Вот это был подарок! Сбылась Маринкина мечта, а то по деревне, ещё совсем соплюхи, и те со смартфонами бегают, а у неё кнопочный и без симки. Но кто бы знал, что в сотике даже симки нет. Идёт, бывало, Маринка по деревне и будто с кем разговаривает по телефону. А кто видит, что без симки?! Главное, что разговаривает! Но на симку в новый смартфон денег всё равно не нашлось. И уже в день отъезда "родаки" дали тысячу на дорогу, вот и симка появилась, купила её уже в Болотной около вокзала, и телефон заработал. Но ненадолго: абонентскую плату, всё равно, платить нечем. Но, это мелочи, главное, - смартфон в руках! А про "комп" Маринка даже не мечтала: «Вот закончу «пед» и куплю ноутбук, сама и какой хочу, с первой же зарплаты куплю», — так она решила.

В общаге жилось свободно, весело, а главное, бесплатно. Но голодно... В обед кормили в столовой по талонам, не густо, но, всё же, до вечера хватало. А вечером, первое время, в компании девчонок,- то там поест, то там укусит, вот и сыта. Потом, опять-таки, - картошка — "сибирский хлеб" и банка тушёнки, которой на неделю хватало. Чтобы до дома добраться, денег занимала тут же, в общаге у девчонок, старалась потом рассчитаться за долг всё той же картошкой.

Но однажды, студентка-старшекурсница, из «модных» (её мать владела магазинчиком около железнодорожного вокзала), вечером припёрлась в общагу и за именинным столом сказала при всех, что Маринка «тварь прожорливая и нищебродка: всю общагу уже объела, побирушка». К сожалению, Марина не сдержалась, видимо, копилось давно: и пьяные мать с отцом, и оборванные брат с сестрой, и полторы тысячи стипендии и прочих доплат за хорошую успеваемость, которых ни на что не хватало. И если с голодухой ещё можно было справиться, то как справиться с одеждой, которой вовсе нету, а впереди - зима, уже белые мухи полетели. Схватила Маринка эту «модную» за космы и так мотанула, что самой её жалко стало. Потом собрала невеликие пожитки и ушла вовсе из общежития.

Бродила по Болотному со своей котомкой, на вокзал зашла, там полицейский, как полицай, стал за ней следить, ушла и побрела вниз по Водопроводной к Водокачке, смотрит, дедок снег от калитки метёт. А сама Маринка уже промёрзла, зуб на зуб не попадает: одежонка-то "сквозная", для осенней, но тёплой погоды.

— Дедушка, — обратилась она, а у самой голос дрожит, чуть не плачет, — комнату не сдадите?

Дед перестал мести, глянул на студентку, пригладил белую бороду и ухмыльнулся:

— А что, и платить есть чем?

— Найду, дедушка, я тихая и прибираться буду.

— Тогда заходь, если тихая, да ещё и прибираться будешь.

В доме было тепло, как заходишь — сразу горница, она же кухня, и комнатки две.

— Вот твоя комната будет, — показал на дверь дед Арефа, — ставь вещички. Я один коротаю, всё силюсь, а помереть никак не могу. Давай-ка, дочка, ужинать будем. Аль сыта? Не поверю: с такого ветродуя сытым не бываешь.

Накормил дед сытно, чаю заварил, да вкусного, запашистого, никогда не едала такого Маринка. Легла и уснула, как в бездну провалилась. Утром дед заскрёбся в дверь:

— Пора, дочка, идти за наукой. Без неё тебе не прожить.

И опять покормил, сытно и очень вкусно. Потом показал на часы:

— Видишь, уже семь тридцать, как раз до школы успеешь добежать.

Бежит Маринка в педколледж, а у самой сердце из груди вот-вот выскочит, думает, что ей сейчас будет за эту «модную», полиция, наверно, уже ждёт. Прибежала, а её девчонки толпой встречают и говорят, мол, не волнуйся, мы этой гадине сказали, что если пожалуется, мы ей сами все космы выдерем, такую тёмную сделаем, что свет мил не покажется.

Но, не утаить шило в мешке в женском коллективе, после второй пары её оставила в аудитории классная «дама» Татьяна Васильевна. Когда дверь за последним студентом закрылась, она спросила:

— Марина, до меня дошли слухи, что вчера ты поссорилась с девочкой с третьего курса и побила её, это правда?

— Меня отчислят? — насупилась Маринка, готовая постоять за себя.

— Пока нет, так вопрос не стоит, но если… Можно я дам тебе совет, на правах старшего и опытного человека?

«Началось…» — подумала Маринка. У них в школе "классная"   была страшенная зануда, и приходилось лекции её слушать по полчаса, одно и тоже, и ещё гнусавым голосом. И здесь - то же самое.

— Вот мой совет: на слово — ответь словом, нет слова — тогда молчи, а вот если на тебя напали, вот тогда дерись и побеждай. Поняла?

— Нормально, — мотнула головой Маринка.

— Что "нормально"? — не поняла Татьяна Васильевна.

— Совет нормальный.

Потом классная пыталась узнать, на что живёт Маринка, кто помогает ей и сколько. Но Маринка держалась, как партизан на допросе. Врала и уходила от ответа. А в заключение, чтобы от неё отцепились навсегда, соврала, что на работу устроилась, полы мыть. Правда, не смогла ответить, куда именно. Татьяна Васильевна попросила Маринкин номер телефона, написала свой и с предложением, мол, если какие вопросы будут, чтоб звонила без стеснения. В коридоре затрещал звонок, на урок  в класс ворвалась новая группа студентов. На том и закончились разборки того инцидента. Отделалась лёгким испугом — выдохнула Маринка, и с тех пор старалась ни в каком «кипише» больше не участвовать.

Впервые в столовой Маринка обедала спокойно, не торопясь, вместе со всеми, а то все ещё борщ доедают, она уже компот выпила. С «модной» она старалась не встречаться, благо, в другой группе и на другом курсе, а когда девчонкам сказала, что комнату сняла, те сильно удивились. Покатились деньки, всё успокоилось и наладилось. В доме дед Арефа печь топит да еду готовит — всё сам, Маринке ничего делать не велит, а она сидит и только педагогическую науку изучает.

Однажды вечером, вдруг, подскакивает Маринка, и к вешалке.

— Ты куда на ночь глядя? — а на улице уже сумрачно, и метёт беспощадно. — Куда же это ты в своём сарафане собралась, за воспалением лёгких или менингитом?

— За словарём, дедушка! Забыла словарь взять, а библиотека районная ещё работает, к закрытию как раз успею. Я потом свой смартфон подключу, и там интернет будет, тогда и в библиотеку бегать не придётся.

— Ох и техника пошла, даже в библиотеку уже ходить не надо. Ты прежде чем гнать, скажи, чё за словарь тебе нужен, может, я чё вспомню?

— Да ну что вы, дедушка, там слова мудрёные, в вашу эпоху такое не учили.

— А что ты знаешь про нашу эпоху? Ничего. Вот и показывай свои слова мудрёные, а вдруг дед Арефа их ведает?

— Сейчас, — засмеялась Маринка, выскочила из уже обутых ботинок, — сейчас, дедунечка, проверим твои знания по немецкому языку.

— Фу-у, это легко, я вот хинди забывать стал, с татарами тоже давно не общался, поговорить бы не мешало, и древним русским, славянским сладким языком давно не думал и не писал. Неси свои слова загадочные.

Маринка принесла текст, выданный для перевода.

— Вот, дедушка, вот это и это слово не могу перевести.

Дед приспустил очки на нос, поелозил пальцем по тетрадке и говорит:

— Да и вот это слово ты неправильно перевела. И вот это. Это же партицип цвай!

— Что, деда?!

— Партицип цвай, говорю, — причастие прошедшего времени. А ты переводишь как? Партицип ентот, цвай который, играет важную роль в немецком языке. Без него ж немцы вообще никуда…

— Деда, ты откуда вообще такие слова знаешь?

— С моё, дочка, поживёшь и не то узнаешь. Да, и эпоха еще недавно была грамотных людей.

— А мы этого в школе не проходили.

Через полчаса Маринка ушла к себе в комнату с переводом текста и многими знаниями о некоторых удивительных особенностях немецкого языка. Но скоро вернулась:

— Деда, а вот посмотри, мне план надо подготовить классного часа с четвёртым классом на тему «Семья». Здесь творческий подход нужен. Ты как в педагогике? А у тебя дети есть?

— Нет, детей у меня нету, внуков и правнуков и праправнуков, собственно, тоже нету. Но в вопросах педагогики я разумею, хоть и понимаю хитрость твою бабью.

— Шутишь?! А я серьёзно, понимаешь, у нас практика, и я хочу, чтобы классный час был незабываемый. У нас в школе учительница не «классные часы» проводила, а сплошные разборки. Их не то что помнить — их вспоминать противно. Ты понял, деда? Как бы так провести, чтобы этот классный час на всю жизнь детям в память запал? Вот, смотри, я даже план уже накидала. Может, посмотришь?..

Дед походил по комнате, погладил бороду, расправил усы.

— Может, кушать хочешь? — вдруг спросил он. — У меня такие голубцы получились, как живые!

— Дед, — строго, учительским взглядом, посмотрела на Арефу Маринка, — сам не хитри, не знаешь, так и скажи, мол, не знаю, откуда бы мне знать. Но, ведь, языки ты знаешь: и татарский, и немецкий, и хинди, и старославянский.

— И французский, и английский… Дочка, я много что знаю, но…

— А стихи писать умеешь? — засмеялась Маринка и покатилась со смеху. — Дед стихи пишет! «Я вас любил: любовь ещё, быть может, в душе моей угасла не совсем…» — продекламировала Маринка и опять покатилась со смеху. — Вот умора!

— Ну почему же умора, — вздохнул дед, — писал и стихи, было время, и я молод был, и перед девками гарцевал, а то, было, как не быть. И стихи были. Ладно, разыгралась, давай свою педагогику, коль от голубцов моих отказалась.

— Всё, деда, беру себя в руки, но ты уморил меня сегодня. Короче, как интересней провести классное собрание в четвёртом классе, тема «Семья»? Ваши предложения, мудрый педагог Арефа.

Дед сосредоточенно почесал затылок и посмотрел на потолок, и Маринка опять укатилась в хохот. Но дед не сдавался:

— Проведи этот классный час с родителями, ну чтобы и дети, и родители вместе — это раз. Второе: начни со сценки на тему отношений родителей и детей, по какому-нибудь рассказу, актёрами дети пусть будут, таких произведений много. Вот тут у меня была одна, из библиотеки «Мудрые дети». Да вот же она, — дед снял с полки тоненькую книжку. — Дети сыграют сценку — это развлечёт и расслабит и детей, и родителей. А потом подготовь вопросы по сюжету сценки, на которые сначала отвечают дети, а потом родители. Вот увидишь, будет весело, познавательно, а главное, сдружатся не только дети, но и родители.

— Дед! Ты гений!

— А я те чё говорил, а ты всё смеёшься. Так голубцы будешь или нет?

— Буду! Даже два буду!

— Правильно, растущему организму нужно вкусно кушать.

На выходные перехватила Маринка денежек и поехала в деревню, одежду надо добывать, хотя бы фуфайку. «Ну и пусть смеются, — бодрила она себя, — зато тепло, а потом, я круглая отличница, никто так не учится, как я. А сейчас ещё классный час проведу с родителями, — всё смелее становилась Маринка, — все вообще на уши встанут. Пусть учатся у меня, а я в фуфайке похожу, не гордая, потерплю».

Дома она наварила пельменей, которые отсыпала втихушку у деда Арефы, накормила сестрёнку и брата. Потом пришли родители, лучше бы не приходили.

— Маринка, сбегай к дяде Вадиму, он десять тысяч отцу за дрова должон сёдня отдать, и тебе на дорогу будет.

Маринка кинулась к соседу, а тот уже ждал. Толкнул её на диван.

— Сотню дам! — и полез ей под кофточку.

— Сотню?! — оборвалось у Маринки.

Она вышла от Вадима, застегнулась на ходу и стремительно направилась домой.

— Деньги где? — спросила мать.

Маринка ответила матом и добавила:

- Я с дядей Вадимом за смартфон рассчиталась.

В Болотное она уехала тотчас, на попутке. А следом поехала ещё одна машина, на которой повезли дядю Вадима в больницу со сломанной челюстью. Не сдержалась Маринка, выполнила наказ классной «дамы» и врезала дяде от всей души — ну чтобы уж на всю жизнь запомнил.

Дед Арефа не стал удивляться, отчего Маринка так скоро вернулась из родного дома, и так по ней было видно, что не в себе девка. Он покормил её и, будто утешая, сказал:

— Родителей не кляни, ты сильная, пробьёшься. Главное, душу сберечь.

— Что ты, дед, знаешь? Они меня не просто предали, они меня как… Тебя продавали когда-нибудь?! То-то! — Маринка в сердцах махнула рукой.

— Душа, если окаменеет, долго не живёт. Обида — это такая зараза треклятая, всю душу выесть может, как червь.

— Говорить вы горазды, а приглядись к вам, такая же дрянь выйдет!

— Ну ты не очень-то, а то смотри, разговорилась! — погрозил дед Маринке. — Так скажу: есть ошибки, которые легко исправить, есть ошибки, которые тяжело исправить, а есть ошибки, которые исправить нельзя. Не соверши такую ошибку, о том и прошу.

Маринка проплакала всю ночь. Фуфайка осталась в деревне. В педколледже в тот день жизнь текла своим чередом, девчонки смеялись и сплетничали. А Маринка делала вид, что читает учебник. Потом долго гуляла по улицам Болотного, всё думала, думала, думала… Пришла уже поздно и сразу к себе в комнату. Скоро дед робко поскрёб дверь, Маринка вздрогнула, прошёл месяц, как она живёт у деда Арефы, пора платить за комнату.

— Да заходи, что скребёшься! — ответила она.

— Арефа открыл дверь и увидел полураздетую Маринку.

— Заходи, что оробел, — Маринка говорила, а сама не узнавала собственного голоса.

Арефа ничего не сказал, отвернулся и плотно прикрыл дверь.

— Ну и чёрт с тобой, — огрызнулась Маринка и стала одеваться, — не можешь и не надо.

Но, вдруг, стукнула входная дверь, и знакомые шаги скрипучим снегом прошли мимо обмороженного окна.

— Дед! Ты куда на ночь глядя? — Маринка сорвалась с места и начала одеваться, вдруг, на вешалке увидела чью-то куртку, накинула её, поверх - шарф, шапочку, влетела в незнакомые, но мягкие пимы, которые стояли тут же под вешалкой, и бегом - на улицу.

А там сумерки, ночь светлая, но, всё равно, темно. Она вглядывалась вдаль, в одну сторону, а потом в другую, и будто кто там мелькнул или, может, только показалось, но Маринка кинулась за этой тенью. Дорога шла вниз, к Водокачке, она ветром слетела вниз, вбежала на плотину и остановилась на мосту.

Мирно шумел, обледеневший огромными сосульками, водопад через шандору. Вдруг, повалил снег - хлопьями, прямо как на Новый год, празднично и очень красиво. Маринка перелезла через волноотбойник и ступила на робкий лёд. Она знала, что здесь, у шандоры, самое глубокое место, лёд ещё тонкий, а куртка намокнет быстро, потянет её вниз, и смерть будет не очень мучительной. Но, вдруг, кто-то прошёл по мосту в направлении Бора. В знакомой шубе и лохматой шапке!

— Деда! Дедонька, миленький! Стой! Прости! Прости меня! — Маринка кинулась на дамбу, она бежала изо всех сил, но не смогла догнать. — Деда, деда, дедулечка, — задыхаясь, плакала она, прошла ещё немного по белой тропинке и села под огромной сосною. И выдохнула:

— Не хочу больше жить! Не хочу! — и решила идти обратно напрямки, по льду.

Она поднялась и шагнула к берегу. Но что это?! Вдоль уреза по берегу шёл огромный, невиданных размеров Белый волк! Он остановился и сел, глядя в сторону Маринки.

— Боже мой! Деда! Дедунечка! Прости меня! Да прости же ты меня!!! — закричала она во всю мочь. — Я всё поняла, дедушка, я всё поняла, это ты охраняешь меня, дуру поганую, ты хочешь, чтобы я жила. Я буду жить! Дедунечка! Прости! Клянусь! Как же я сразу не поняла, почему же я такая дура! Это же ты мне курточку приготовил и валеночки белые, и шапочку, и шарфик, и даже варежки в карман курточки сунул — всё ты!

Она озиралась вокруг, но Бор молчал, великие сосны стояли плотной стеной, и хлопья праздничного снега медленно кружили и падали под ноги. Тихо и тепло.

Она шла по дамбе, Белый волк следовал за ней. Она остановилась на мосту, над шандорой, которая так же мирно и загадочно шумела ледяным водопадом.

— Спасибо, — сказала Маринка Белому волку, — я дальше пойду сама. Скажи дедунечке моему, что всё будет хорошо. Скажи, что я поняла, что жизнь подарила мне счастье видеть его, а он мне подарил счастье жить.

А пятого декабря, вдруг ,пикнул телефон, засветился экран, и Маринка прочитала, что в счёт абонентской платы поступило триста рублей. На следующий день, сразу же после занятий в колледже, Маринка пришла в офис сотовой связи, но там ей ответили, что сказать, кто прислал деньги, не могут, есть только счёт, с которого пришёл платеж. «Ладно, — подумала Маринка, — кто-то удачно ошибся». И ей срочно захотелось кому-нибудь позвонить. Но кому, если она ещё не пользовалась  телефоном, а только зачем-то держала его на привязи у зарядки. Она набрала Татьяну Васильевну.

— Здравствуй, Марина, — ответила Татьяна Васильевна.

— Здравствуйте, а у меня всё в порядке, и вот, телефон заработал.

— Марина, хорошо, что ты позвонила, завтра останься после занятий, мы обсудим твою замечательную идею совместного классного часа.

Маринка вслушивалась в интонацию учительницы, пытаясь открыть тайну неожиданного платежа.

— Это не моя идея, — ответила Маринка, — это идея деда Арефы.

— Идея деда Арефы? — удивилась и засмеялась Татьяна Васильевна. — Чудны твои дела, Господи! Но главное, провести его на уровне, ведь мы соберём в классе детей и родителей.

Так ничего Маринка и не выяснила, но каждый раз пятого числа нового месяца «пикал» телефон, светился экран, и чёрные строки официально и отрешённо сообщали, что на счёт поступило триста рублей. И вот эти триста рублей, а более — огонёк светящегося экрана стали чем-то очень важным для Маринки, она ждала это сообщение, как признание в любви, как солнечный поцелуй, как ласку неведомой матери из самого высокого далёка. И не было ей дороже света, чем тот мертвый свет равнодушного смартфона. Последний платёж пришёл перед выпускным. И никто не знал, что Александр - муж Татьяны Васильевны ругал жену за эти и другие перечисления:

- Ты что, хочешь весь мир согреть? – спросил он вчера, усаживаясь за письменный стол напротив жены.

А Татьяна Васильевна просто отвечала:

- Хочу, и сколько в силах будет, столько и согрею. От маленькой поддержки иногда зависит судьба человека. Понимаешь? Из-за пустяка: слова, сочувствия, трехсот рублей, маленького разговора или просто внимания, и, смотришь, человек встал на крыло и устремился вверх, как птица, всё выше и выше до самых облаков.

Александр наклонился к Татьяне Васильевне и не без едкости спросил:

- Вот, представь, что я стал бы своим рабочим в вагонном депо деньги на телефон класть? А? Картина маслом, как говорят в народе. Это же работа на дядю! Глупость какая-то и никаких сил так жить не хватит.

- Тебе проще, ты инженер, а учитель не имеет права устать, уставший учитель становиться машиной, нет ничего страшнее выгоревшего до равнодушия учителя, только, может быть, палач.

 - Ты, моя любимая женушка, как и большинство женщин, преувеличиваешь. Работа она и есть работа, её просто нужно хорошо и ответственно делать. И не путать работу с личной жизнью.

 Татьяна Васильевна поднялась, обошла стол и приобняла мужа за плечи .

 - Дорогой мой муженёк, между инженером и учителем не может быть равенства! И пусть у нас не получилось собственных детей, и что? Беда? У нас вон сколько общих детей, так мы что одному из них трехсот рублей не найдем? Да у нас нет своих детей, но может потому и нет, что мы должны все силы на этих потратить? Да, Сашенька, ты женился на учительнице, на женщине, у которой очень много детей.

 - Ха! – развеселился Александр, - а вроде девкой тебя брал, откуда вдруг дети?

- А я их в соседней деревне прятала.

- Странно, но я только сейчас увидел, какой большой у нас дом! А ведь и раньше чувствовал, что что-то не так, но не замечал.

- Ты должен понять: учитель – это особая профессия, потому что именно учитель создает будущее.

 - Экономист тоже формирует будущее, и доктор и даже сантехник! – не сдавался Александр.

 - Да, сантехник – это убийственный аргумент, даже представить страшно. Твой экономист может быть хорошим специалистом, но перед ним никто не ставит задачу быть хорошим человеком. А учитель – это в первую очередь нравственный пример для ученика. Ты мало найдешь таких профессий, которые требуют не только высокого профессионализма безупречности, но и безупречной совести. И если завтра изменится экономическая ситуация в стране, то и твой экономист изменится и даже сантехник, а учитель нет, потому у учителя для ученика всегда найдётся и доброе слово и совет. Вот так-то! И такое соучастие в жизни ребёнка у меня не отнимет ни один экономический кризис.

 Александр крутанулся в кресле и обнял мягкие формы жены.

 - Ты не находишь, родная, что иждивенчество – это зло? Ты их балуешь, понимаешь, а в этом есть какая-то маленькая нехорошесть, они получают не заработанные деньги.

 - Это не я их балую! – отстранилась Татьяна Васильевна. - Это жизнь их балует пьяными, опустившимися родителями, а других родителей - невозможностью заработать, потому что развалилось хозяйство, закрылось предприятие и кругом неуверенность в завтрашнем дне. Их балуют пятьдесят восемь рублей на обед и полторы тысячи стипендии за пятерки, их балуют неподъёмные и неуёмные цены на еду и космические - на одежду, а они – девочки, девушки, они невесты!

 - Все так живут, всем трудно.

 - По-разному живут. Но я не об этом. По размерам, Саша, можно обточить колесную пару в вашем вагонном депо. И это, безусловно, ответственная работа. Но у нас, у учителей, без души ни один размер не сойдётся, и наш учительский вагон без сердечной теплоты и доброты не поедет, а если и поедет, то только под откос. Знаешь, в чём я уверена: когда мои студенты придут учителями в школы, то станут надеждой и путеводной звездой для многих детей, и уже за этот их подвиг, я не то что триста рублей, я душу за них отдам.

 Татьяна Васильевна уже ходила по комнате, а Александр следил и любовался ею.

- Я давно заметил, что для тебя работа стала вторым домом!

- Нет, ты ошибаешься, дорогой, моя работа давно стала моим первым и единственным домом, в котором и ты живешь, и это наш с тобою общий дом.

- Вот и открылось! Вот истина-то когда вылезла наружу! А я-то думаю, почему это моя любимая подминает меня, как троечника! И чуть ли не каждый день к доске вызывает!

- Так я же учитель, а учитель обладает высшей властью – властью над человеком и его будущим. Так что у нас, дорогой мой хорошист, всё ещё впереди. Я перед тобой сегодня, как на педсовете, но ты муж учителя и ты должен понять, что железная дорога должна возить людей, а мы должны обеспечить вас хорошими пассажирами. - Татьяна Васильевна наклонилась и поцеловала мужа в маковку. – Все! Делов-то!

 - Подожди, - не унимался Александр. - Но ведь не только от учителей всё зависит, - ещё пытался возражать муж, - если так подразобраться, но и от родителей, и от дедушек и бабушек, и от родственников, и от друзей и прочих людей, от начальников, наконец, – от всех зависит судьба каждого из нас.

 - И это верно! Вот ты и понял, что все мы в одном доме живём, и как важно воспитать в человеке его высокое человеческое достоинство. Однако, на первой развилке жизненного пути человека стоит учитель и если он правильный учитель, то судьба человека поедет по правильному пути, а если ошибётся учитель и направит ребёнка на неверный путь, то прочие развилки уже не будут иметь никакого значения. Не выправят. Все, как на твоей железной дороге. Ничего нового!

Ещё два года Маринка жила в доме Деда Арефы, дрова не кончались, и сколько бы она ни топила зимой, угля в углярке не убывало. А куда делся дед Арефа? Хоть бы весточку прислал. Потом она, действительно, устроилась мыть полы в небольшом коммерческом офисе, и ей платили десять тысяч рублей в месяц, - уже жить можно!

Маринка закончила Болотнинский педколледж, вернулась в свою деревню молодым специалистом. Забрала в свой, выделенный ей Сельсоветом, маленький домик сестрёнку и братишку. И никого, и никогда так не любили дети этой деревни, как её — учительницу маму Марину. В деревне она, вдруг, стала тем светом, которого давно все ждали, будто солнышко заглянуло в каждое сердце. А одна девочка так и сказала:

— Я когда вырасту, то приду к вам жить.

— Хорошо, — ответила Марина, — но только, когда вырастешь большой-большой.

Девочка кинулась к Маринке, обхватила её руками, уткнулась ей в живот и заплакала.

— Почему ты плачешь? — спросила Маринка.

— Не знаю, — засмеялась девочка.

Однажды её отправили на курсы повышения квалификации в Новосибирск. Это было в июне, и до электрички оставалось ещё больше часа. И Маринка, без всякой надежды встретить деда Арефу, пошла в его дом на Водопроводной. Середина крыши провалилась, калитка заросла травой, видно было, что её давно никто не открывал. Дверь, кольцо щеколды, сумрак горницы, дрова на месте и угля полный ларь. Часы на стене показывали семь часов тридцать минут — именно в это время Маринка выходила из дома на учёбу. Странно, кругом жили люди, а дома деда Арефы будто нету, в него даже воры ни разу не заглянули, и соседи не поинтересовались. «Странно, — подумала Маринка, — будто не видят этот дом люди. Но ведь я в этом доме жила. У деда Арефы, — улыбнулась она, — всегда все было неспроста, необычно, чудно, но интересно. И он обязательно вернется».

И, все-таки, ей было очень грустно, что дед Арефа покинул свой дом. Зачем? Почему? Маринка разместилась в вагоне электропоезда, зашипели насосы, закрылись автоматические двери, и поезд поплыл в командировку. Мелькали дома, столбы и деревья, люди в вагоне притихли, кто изучал свой смартфон, а кто-то уже и дремал. На станции Чахлово, вошло несколько пассажиров, поезд тронулся, и вдруг Маринка увидела на перроне деда Арефу. Он смотрел ей в глаза и улыбался своей хитрой и мудрой улыбкой.

- Деда! – вскочила Маринка, но Арефа помахал ей рукой и уплыл вместе с платформой.

Значит, жив, значит, простил, значит где-то рядом и сегодня спасает кого-то здесь, в Чахлово.

- Родственник? – спросил парень, который сел напротив и смотрел на Маринку пронзительно голубыми глазами.

- Дедушка, - дрогнуло сердце Маринки, и она, закрыв лицо руками, засмеялась: опять Арефа, опять его происки, он и о женихе позаботился!

- Девушка, вы меня простите, но если вы замужем, то вы видите перед собой самого несчастного человека в мире.

- Нет, я не замужем, но у меня есть дети.

- Дети?! Не может быть!

- Да, двенадцать, и все учатся в третьем классе!

На станции "Новосибирск-главный" молодой человек помог Марине выйти из вагона, и они вместе стали подниматься по лестнице переходного моста.