Дезертир
Тяжёлый 7450 год от Сотворения Мира, или 1942 год по новому стилю. Осень. Сентябрь яркий и тёплый, но сегодняшний день слегка нахмурился и прыснул неназойливым и тёплым дождём. И даже не дождём, а какой-то неимоверно мелкой влажной пылью, будто где-то там, на море-океане, за тысячу вёрст, о скалистый берег ударила волна, а сюда, в Сибирь, долетела влажная пыль, принесённая порывистым ветром. Водокачка казалась чёрной, даже грозной, стальная глубь недобро и холодно смотрела в такую же холодную и глубокую пелену неба. Камыш у самой дамбы, росший прибрежным островком, шершаво шелестел острыми жёлто-серыми листьями. Коричневые наконечники зрелыми головками кланялись и пьяно раскачивались, пытаясь сопротивляться порывистому киселёвскому ветру, который набирал особую силу вдоль речки Болотной и который не мог удержать преграждающий путь крутой кладбищенский косогор с покосившимися вековыми чёрными крестами.Шёл второй год войны. Совинформбюро скупо сообщало о боях местного значения, хотя уже шел третий месяц Сталинградсткой битвы, которая продлится шесть месяцев и унесёт более полумиллиона жизней красных бойцов, но станет переломной в ходе войны с фашистской Европой.
Дед Арефа сидел на корневище сосны-великана, здесь за стеной векового бора ветра не было, только макушки сосен шумели, плевались редкими холодными каплями и раскрывшимися шишками. Здесь было тепло и даже уютно смотреть на непогоду, будто из окна натопленной избы.
На дамбу со стороны посёлка ступил красноармеец, в новой шинели и суконном шлеме, с вещь-мешком на спине, к которому был прикреплён вольный котелок. Он прошёл будку охраны, развёрнутую спиной к ветру, лицом к обводному каналу, красноармеец козырнул постовому и зашагал по дамбе. Водокачка вместе с насосной станцией, водозабором и обводным каналом числились объектами первой важности, потому что отсюда качалась вода для паровозов на узловую станцию Болотная.
Ветер рвал полу его шинели, заворачивал и силился вовсе оторвать, пенистая волна с шумом и волчьим рыком нападала на бетонную стену дамбы, разбивалась и водяными ошмётками летела через всю дамбу в глубокий и сухой откос. Боец не торопился, и это было необычно для наступившего военного времени, он медленно перешёл дамбу и начал сосредоточенно, будто считая шаги, подниматься в Бор, скоро он поравнялся с Арефой.
— Будь здрав, Алексей, — приветствовал его Дед Арефа, — заглядывай до моей хаты, здесь тепло, — старик показал на место под сосною.
Юноша на миг остановился, огляделся по сторонам, никого не обнаружил и повернул к старику:
— Откуда вы, дедушка, знаете моё имя?
— Так слышал и запомнил, Болотная она только с виду большая, а так — деревня деревней, не скроешься даже здесь в Бору.
Алексей сделал вид, что не понял последней фразы старика, скинул ранец и уселся вместе с Арефой на корневище, достал кисет и начал сворачивать «козью ножку».
— Будете, папаша? — предложил он кисет старику.
— Нет, милый, спасибо, откурил своё, а начинать поздно. Судя по ромбику, ты командир, Алёша?
— Да, окончил курсы младшего комсостава.
— При Белоцерковском училище, что с Украины эвакуировали?
— Так точно, — Алексей раскурил самокрутку и со вкусом втянул махорочный дым, чуть было не закашлялся, но справился и похвалил, — хороший табачок.
— Отпустили домой на побывку? — не глядя на молодого командира, поинтересовался старик.
Алексей настороженно скосил взгляд в сторону старика и не сразу ответил:
— Вечером эшелон. За успехи в учёбе отпустили в Болотную, проститься с родными.
— Отец-мать, что, живы разве? Вроде как померли они у тебя от тифа ещё в двадцать шестом году.
— Деда, а ты странный такой! Откуда всё знаешь? Ты что, соседом был?
— Почти соседом, но знаю, что тётка тебя воспитывала.
— А я вас не помню, — удивился юноша.
— А и не мудрено, я давно по заборам лазать перестал, а ты вот только-только. Тебе же семнадцать?
— Так точно.
— А ты приписал себе годик, чтобы на фронт попасть?
— Так точно, — Алексей довольный собой пустил клуб дыма.
— Молодец! Это по-нашему, у нас, почитай, вся Болотная добровольцами пошла. Ну а невесту-то повидал? — дед Арефа хитро прищурился, глядя Алексею в глаза.
Алексей вздрогнул.
— А ты почём, дед, знаешь?!
— Значит, повидал. Ну и расскажи, как повстречались, что решил? Из-за бабы жизнь решил погубить?
— Не скажу, — нахмурился парень, — пойду я.
— Погодь, сынок, сейчас троих выведут, и сразу три схрона свободны — любой выбирай. Жизнь — это дело добровольное.
— Кого выведут?!
— Дезертиров. А вот и они!
Из Бора показалась группа людей. Четыре человека в форме сотрудников Наркомата внутренних дел вели троих бородатых мужиков с связанными за спиной руками. Один из сотрудников отделился от группы и пошёл в сторону Арефы и Алексея.
— Здравия желаю! — коротко козырнул сотрудник. — Попрошу предъявить ваши документы.
Первым подал Арефа. Сотрудник раскрыл паспорт, прочёл:
— Арефий… Знаю тебя, старик, ты колдун, слышал, травами лечишь. Молодец, — он принял документы Алексея, просмотрел на юношу внимательно и углубился в чтение документа. — Поясните, пожалуйста, товарищ курсант, зачем и с какой целью вы здесь?
— Отпущен на сутки в отпуск после успешного окончания курсов младшего комсостава. Мой эшелон прибывает из Томска на станцию Болотная в восемнадцать ноль-ноль.
— Хорошо, — сотрудник отдал Арефе и Алексею документы и кинул уже через плечо, — не опаздывай, командир, у нас поезда ходят вовремя!
— Это ты на них стуканул? — удивлённо спросил юноша, когда группа была уже на дамбе.
— Зачем же я? Бестолковые жёны сами натоптали тропинку к схронам. А охрана Водокачки это заметила. Человек он же сам бог своей жизни, слыхал такое?
— Нет, — растерялся Алексей, — а что с ними теперь будет?
— А ничё не будет. В прошлом годе, как война началась, — расстреливали, а теперь всех дезертиров на рудники под Салехард, где морозы под минус пятьдесят, и это ещё счастливый случай, а остальных под Искитим, в Ложок, там известь добывают. Те двое, что впереди идут, чуть больше года протянут, а тот, субтильный, до конца войны доживёт, как раз к дню победы помрёт. Известь — это такая зараза, какие маски ни надевай, всё равно просочится, и лёгкие разъест.
По дамбе шло трое арестованных дезертиров. Их с умыслом проведут через всю Болотную до милиции, по самой главной улице Московской, посередь дороги. Люди будут останавливаться, смотреть им вслед, молча и с сожалением, что погибли мужики зазря.
— Вот, Алексей, прими от старика. Это древний оберег, ему очень много лет, он верный. Носи, не снимай, он защитит. А если не защитит, всё едино, слава твоя века переживёт. Героем станешь, верю. После войны сюда приходи, я дождусь тебя, а ляжешь смертию храбрых, я всё равно тебя здесь ждать буду. Тогда и поговорим. А что невеста не дождалась, значит, не твоя это невеста, считай, горе мимо прошло, а плохая баба — это пострашнее другой войны будет.
— Деда, ты так много знаешь! — с подозрением и восторгом удивился Алексей.
— Нет, сынок, я не знаю, как и какое такое слово сказать людям, чтобы они жить стали, как людям подобает! Чтобы женщины верностью красили нашу жизнь, а мужчины мужеством. А теперь иди, сынок, правильно опер из НКВД тебе сказал «не опоздай».
— Дедушка! Я понял, вы мой родственник!
— Правильно понял, родственник и есть, и мне нужно, чтобы внучата мои героями вернулись, и из-за баб худых голову не теряли, и по лесам не прятались. А то в моду взяли схроны копать. Иди, Алёшенька, иди, побеждай.
Они обнялись, сильно прижал Алексей старика к своей крепкой груди.
— Спасибо, деда, спасибо! Я вернусь, вот увидишь, ты только не помри ненароком, а то я тогда совсем один останусь!
Алексей побежал вниз, а там сквозил холодный тягун с киселёвских полей, который разгонял огромные волны по простору Водокачки и бросал их с неистовой силой на бетонные плиты дамбы. Капли родной воды окропляли лицо Алексея и стекали счастливой слезою восторга и желания драться с врагом.
Изображения
- Комментарии
Загрузка комментариев...