Со спокойствием и сладостной печалью я захожу в величественный Бор над речкой Болотной, сажусь под реликтовой сосной, задираю голову, чтобы увидеть самую душу этого чудо-дерева, а потом погружаюсь в сон памяти – дивный и счастливый. Я вспоминаю прошлые, прожитые мною века.

Я родился еще до великого мора, который опустошил Сибирь, потом пришли кочевники: многие народы жили здесь, но тихий Бор и Болотная река оставались в стороне от бурной и непримиримой жизни. Там, вдалеке, шла тревожная человеческая жизнь, рождались и умирали люди, шли войны, совершались подвиги и предательства, а здесь, на этом берегу, множились птицы, которые пищали, кричали, щебетали, орали лягушки, а одноногие цапли искали их настороженно и метко.

Приходила осень, вяли густые травы, покрывались утренним холодным туманом, первой заледеневшей росинкой – эту красоту не видели люди, но она жила и радовалась вечной жизни. Потом падал нескончаемый снег, крупными снежинками, закрывал сосновую округу белым занавесом, сугробы нагуливали бока, а потом позёмка струилась по холодному простору. Я был здесь и всё видел, так из века в век жила моя Родина, чтобы потом уставшие сугробы с первым теплом устремились робкими ручейками в речку Болотную. А та сытно принимала паводок, заливая низины и луга, напитывая новую жизнь, и скоро расцветала миллионами оттенков разнотравья. У природы так – расцвести и завять, превратиться в землю, перенести холод и явиться новой цветущей жизнью – всё, как у людей.

Смерть – это часть жизни, черта, за которой новое бытие. Нет смысла и даже глупо бояться перевоплощения и смены старого тела на молодое, тем более, если ты старался жить честно и не плодил тяжкого зла, если жил с любовью. А разве можно жить без любви к родителям или детям, или друзьям и тем, кто проходит мимо твоего окна? Разве можно не любить свою Родину и историю своих предков, разве можно не любить свой народ?

Я помню, как в тот день всполошились вдруг птицы, загалдели, а стрижи начали, будто опасным ножом, резать небо, на неуверенный мосток через речку Болотную, прямо на меня выехал всадник. Он лежал на спине коня, его шея была прострелена кровавой стрелой с чёрным оперением. Конь подошёл ко мне и смиренно опустил голову. Я снял всадника, положил в тени дерева, отломил оперение и осторожно выдернул стрелу из шеи несчастного. Передо мной был, очевидно, очень везучий человек, стрела не перебила артерию. Он застонал, но я уже приложил к ране болотную траву и наложил плотную повязку.

– Рахмаш, – произнес всадник.

– На здоровье, – ответил я и дал ему вдоволь напиться воды.

Он потерял много крови и был крайне слаб. Я внимательно осмотрел стрелу и спросил:

– Пришёл Кучум?

– Да, Едигер убит. Я должен предупредить о беде свой народ.

Вот и наступила новая смута, – понял я, – которая продлиться более двух веков. На сибирскую землю пришёл из Бухары хан Кучум, злой и беспощадный и к своим и к чужим. Он не будет платить ясак русскому царю, как это делал Едигер, защиты у сибирских народов больше нет. Кучум мечом и огнём заставит малочисленные сибирские народы платить дань и принять веру мусульманскую. Потом придёт Ермак, он будет заставлять покориться Кучума. Два кровавых века Сибири! Чаты скоро уйдут под руку русского царя, а гордые телеуты никогда не станут вассалами русского царя, но уже в новые века их останется чуть больше двух тысяч человек. Народы Сибири не смогли противостоять Кучуму, а Кучум не смог противостоять ружьям и пушкам русских ратников. Началась эпоха многих жертв за ясак и межусобные интересы.

Я приготовил отвар из полевых трав.

– Тебе нужна сила, на, ешь, – я протянул гонцу кусок вяленого мяса и чашу с тёплым отваром.

– Что это? – спросил он.

– Дару и куш. Ешь, мне не нужна твоя жизнь.

Утром гонец с трудом, но самостоятельно сел на коня.

– Как звать тебя, рус?

– Арефа.

– Мои потомки будут чтить тебя!

Я остался один у Болотной реки, на краю величественного Бора. Впереди меня ждал бурный поток междоусобной и алчной крови. Впереди был ясачный оброк, лихоимство и обман сборщиков дани, беспредел и насилие чиновников, угнетение и ограбление простых людей, и тех, кто приехал сюда на свободные земли – они тоже настрадаются от царских чиновников и купцов. Потом родится очень сильное поколение, которому надоест жить в рабстве, и они свергнут бесправие, выйдут из землянок, оденутся и наедятся, но новые правители сами захотят стать царями и купцами, и снова народ попадет под ясачный оброк: русские, татары, телеуты, калмыки, украинцы, белорусы – все.

В тот день, когда я помог выжить гонцу, я знал, что встретил судьбу своего народа: подло преданного, опасно раненного, беспредельно сильного, высокоблагородного и божественно благодарного. Народа, который черпает свою силу в спасении других. Народа, который находит силы в страдании. Народ, который умирая, не умирает. Народа, у которого только в бедствии рождается здоровая человеческая сила. Да разве можно не любить такой народ? Да разве можно не гордиться быть малой частью такого народа? Да разве не есть ли величайшая честь и достоинство служить такому народу верой и правдой и до конца дней своих?!

Такая у меня была жизнь – яркая и тяжёлая, но перевести дыхание и набраться сил я мог только в этом мирном и спокойном месте – у речки Болотной, где под каждой кочкой живёт тишина, каждая былинка родная, а утро раннее и, главное, всегда вовремя встаёт солнце, чтобы, проснувшись на заре, вновь подняться на бой за право жить достойно и счастливо.