Большой умелец, он любил усовершенствовать сельхозорудия. Например, лопата для копки огорода была всегда раза в три шире обычно используемых изылинцами. Дело в том, что огороды в Изылах, в основном, из чернозёма, мягкая, стало быть, лопата в три ширины была намного производительней заводской. Лодка у Филиппа Степановича ходила по реке с большой скоростью, потому что приводилась в движение не веслом, а специальными лопастями – лопатками, которые вращались лодочником Симагиным, сидевшим на заднем сидении плавсредства.

     А главной его профессией на протяжении многих лет были взрывные работы. Он отвечал, например, за все взрывные работы на строящемся в 30–ые годы железнодорожной ветке Инская – Сокур. Он же отвечал на Тогучинском участке железной дороги Новосибирск – Новокузнецк, которая в 1934 – 1935 гг. прошла рядом с Изылами.

    Супруга его, Ефросинья Максимовна, была совсем не простой женщиной: правильный литературный язык её говорил о том, что она где–то долго, видимо, шлифовалась. Точно: она была горничной в Петербурге у миллионера Рябушинского. Она, между прочим, цену себе знала: всегда, показывала всем своим видом, что она не лаптем щи хлебала. Но душа её была чисто русской – широкой и щедрой. Скорее, её влияние сказалось и на Филиппе Степановиче. Помнится, отчетливо помнится, как Симагин, посмеиваясь, начинал мурлыкать песню: «Отречемся от старого мира, в баню больше не будем ходить…». За такую песню в те лихие годы запросто можно было схлопотать десятку по пятьдесят восьмой статье, т.е. - "контрреволюционной". Но Симагин, если и оглядывался, при этом, по сторонам, то безо всякого испуга или намёка на него.

    Детей у Симагиных не было. При одном взрыве скальных пород Филипп Степанович получил травму, сродни с той, что получил проклятый Адольф Шкильгрубер, он же Гитлер, во время первой мировой войны.

   В 1989 году я записывал воспоминания 135 ветеранов войн и труда в Гусином Броде, села Новосибирского сельского района. И вот тут–то я столкнулся с семейством фронтовика – учителя Земерова, которое в один из вечеров 1932 года «нарисовались» в поисках хлеба насущного в Гусином Броде. Были они голодными, оборванными и холодными. Сидели на окраине села и думали горькую думу. И вот тут–то и появилась, словно добрая фея, Ефросинья Симагина, расспросила горемык, призвала к себе в дом, всех накормила и напоила, нашла им жилище для проживания. Но на этом благотворительность  Симагиных не закончилась. На протяжении двух лет, пока строилась дорога Сокур – Инская, Симагины еженедельно всю ораву приглашали к себе на весь день – и поили, и кормили, угощали хлебом–солью. А Земерят было не то десять, не то одиннадцать…

     Но вот, в конце пятидесятых годов XX-го века, Симагин скончался в Абакане, а Симажиха, как ее звали в Изылах, осталась одна. Она поехала в Гусиный Брод, где жили Земеревы и попросила ее принять в свою семью, чтобы дожить до гробовой доски. Но, Земеревы её не приняли! Вот, потомки, призадумайтесь, правильно ли поступили Земеревы? Ведь Семагины два года обогревали их большую семью своим теплом. Теплом щедрого сердца!

… В 1944 году, когда мне было девять лет, Симагин учил меня стрелять из ружья двадцать четвертого калибра. Но уже после первого выстрела он сказал мне: «Охотника из тебя не получится. Видно, как дед Роман Федорович будешь пасти колхозных коров». Дед мой, Левин Роман Федорович, десять лет пас коров пешком, без коня. Симагин был очень нетерпим к несправедливости. Однажды он уличил в чем–то серьезном председателя колхоза Ивана Трофимовича Судакова на сенокосе. Председатель запустил в Симагина железные вилы, которые вонзились в ребра бывшего взрывника.

      В 30–е годы, когда страна выкорчевывала из народа неграмотность, Филипп Степанович Симагин стал одним из активных ликбезников–учителей. Десятки людей из Изылов благодарны были ему за те знания и грамоту, которые он им дал.

       Филипп Степанович, как говорил мне в 50 –е годы дед, считал, что у власти не хватает силенок построить добротный социализм, потому что оно хватает тысячи людей и отправляет в необжитые районы на разные стройки и платит при этом им за тяжелую работу баландой.

     Мне в 2005 году такая же мысль не раз приходила и в мою голову.

…Бежит времечко, бежит. Скоро, верно, свидимся с моим учителем по стрельбе из охотничьего ружья. И он, может быть, усмехаясь в сивые усы, снова пропоет мне, уже не оглядываясь по сторонам: «Отречемся от старого мира, в баню больше не будем ходить».

Кто знает…