На Вокзальной магистрали Новосибирска, на углу дома рядом с «Сибгипротрансом», установлена мемориальная доска с барельефом. На ней скромная надпись:

В этом доме с 1959 по 1992 год
жил инженер-строитель
Лауреат Государственной премии СССР
Али Халилович Алиджанов.
Али Халилович Алиджанов был личностью уникальной.
Вырос он в традиционной для того времени интернациональной семье. Мама Вера — русских кровей, и вместе с бабушкой они немало потрудились над русской душой юного черноглазого создания отточенной красоты, в каждом движении которого угадывался лезгин. Тонкий, быстрый, с необычайно легкой и пружинистой походкой, он был горяч, как молодой конь, но сдержан. Азартен, но реалистичен. Он был не только «породист», но и прекрасно воспитан.
В Москве он получил диплом инженера-изыскателя, проектировщика железных дорог, и, вместе с тремя друзями-сокурсениками, прибыл, по добровольному распределению, в наш город.
В середине шестидесятых, страна бурно набирала темпы развития. Сибирь, как и теперь, являлась донором всей экономики страны, ее топливным «реактором» и кладовой сырья, а старый Транссиб, практически, уже исчерпал свой потенциал...
И вот, в середине шестидесятых, был спущен долгосрочный госзаказ на создание разветвленной траснспортной инфраструктуры для ускоренного освоения сырьевых ресурсов Сибири.
Проектированием железных дорог в стране, в то время, занимались, в основном, проектно-изыскательские институты. Одним из ведущих считался новосибирский «Сибгипротранс». Огромный коллектив тысячи в полторы «штыков», перед которым стояла стратегическая задача — спроектировать для страны целую сеть стальных артерий на Алтае, в Кузбассе, в Красноярском крае.
Как же обрадовался начальник отдела изысканий и проектирования Павел Иванович Джорбенадзе, тоже выпускник МИИТа, но еще довоенной поры, когда 23 августа 1955 года в кабинете появились с направлениями на работу сразу четверо молодых специалистов. Это были первые в истории института «москвичи». Их ждали. Заблаговременно сняли комнатку недалеко, на Омской, хозяйку настроили на гостеприимный лад...
Али высказал согласованное намерение: — Хотим все вчетвером в одну партию...
— Так не пойдет. Нам нужны специалисты в каждую партию. Я на вас давить не буду — пока вы для меня все одинаковы, — но, через десять минут вы должны мне сказать, кто поедет первым. Срочно, сегодня же вечером - под Красноярск. (В то время как раз начались изыскательские работы для проектирования Красноярской ГЭС).
Али был очень музыкален, со временем, вся четверка, теперь уже, помноженная на два (с жёнами), стала завсегдатаями консерватории и филармонии.
Али боготворил маэстро Каца и гордился дружбой с ним. Он знал поэзию, читал все новинки сибирских литераторов и был заядлым театралом.
Кому-то он казался даже излишне «мягким» и «сентиментальным». Но только не в родном коллективе «Сибгипротранса», где его ценили за целеустремленность, жесткую напористость и высочайшую требовательность к уровню компетентности – как своей, так и других.
В 1959 году молодому инженеру Алиджанову поручено руководство проектной группой на будущей трассе железной дороги Камень — Алтайская. Всего-то - три человека, сам Али да два еще «необстрелянных» выпускника НИИЖТа, одним из которых был нынешний главный инженер института Виталий Дмитриевич Кононов. Вот что он рассказывает:
— О талантливом инженере мы уже были наслышаны, и даже рады были походить в подмастерьях. Но первое же рабочее «совещание» нашей троицы было ошеломляющим. Можно было рассчитывать на что угодно, но не на такое абсолютное доверие. Али Халилович поделил «нашу» двухсоткилометровую трассу пополам. Первую сотню километров закрепил за мной, вторую — за Анатолием Блохиным.
— Завтра — в путь! Знакомьтесь со строителями. Все вопросы решайте на месте. Чтобы ни одного звонка в Новосибирск не было! — Заметив наше удивление, разъяснил еще доступнее:
— В Барнауле вам тоже делать нечего. Ваше постоянное место работы и пребывания — на объекте. Вы должны знать, где что строится. В каком состоянии все работы на каждый момент. И все оперативные вопросы решайте сами...
Такой самостоятельности нас в институте не учили, и, насколько было известно, обычно молодые специалисты начинают стажерами. А тут без «нянек»?
Но бывало, что Алиджанов брал на себя «родительские» заботы о молодых коллегах. В Барнауле им отвели комнатенку при тресте, домой они ездили лишь на выходные, а питались в соседней кафешке за стойками. Без горячего, так... перекус. Видно, Али заметил, что у парней животы подвело. И вот, однажды, он им пообещал сюрприз. Приходят на обед в «стоячку», а он им: «Пожалуйте за шторку...». А там, вместо опостылевшей стойки, гостеприимно накрытый стол, на котором парил, исходя ароматом, давно ими забытый, домашний борщ.
Как удалось это устроить, ребята не спрашивали. Али был такой красавец, бездна обаяния... И кто мог ему отказать в пустяковом одолжении?
Али с юности не признавал неразрешимых задач. «Если есть цель, должны существовать и средства ее достижения. Если есть задача, надо создать условия для ее решения».
Такую задачу с одними неизвестными он усмотрел уже тогда, на трассе Камень — Алтайская. Дорога должна была пройти по заболоченным участкам. Еще никто, нигде и никогда не сооружал железнодорожную насыпь по болотной жиже из местных грунтов. Не было не только необходимой нормативной базы, но и литературы на эту тему... Сыпать землю прямо в воду? Ясно, она тут же будет расползаться. А как?
— Ребята, давайте поизучаем этот вопрос, — однажды решительно предложил Али. «Ребята» только-только собрались за билетами, чтобы, как обычно, на выходные вырваться домой, а тут — стоп! С тех пор были отменены выходные. Результаты замеров записывались, анализировались и вносились в знаменитую тетрадку Алиджанова, больше похожую на амбарную книгу. Эти записи отражали всю анатомию процесса, возникавшие проблемы, предлагаемые пути их решения с указанием фамилий ответственных лиц, в компетенции которых «продвижение» тех или иных вопросов.
Впоследствии, когда Али Халилович уже был главным инженером проекта линии Тюмень — Сургут, результаты тех наблюдений пригодились. На новой трассе участки оказались еще более сложными, в смысле зыбкости почв, и Али использовал свой творческий «загашник».
Специалисты знают, что инженерные требования к грунтам, из которых насыпается земляное полотно, очень жесткие. Но на всем протяжении этой трассы необходимых грунтов не было.
Институт взялся за поиск новаторского решения. Группа новосибирских инженеров, а так же коллег из Москвы и Ленинграда, в содружестве с геологами, поставила перед собой дерзкую задачу по использованию местных грунтов. Для этого предстояло разработать совершенно новую конструкцию земляного полотна и базовую технологию его возведения.
Разработчиком этой базы и стал Али Халилович Алиджанов. Его заслугой коллеги считают не только этот новаторский документ, но и саму возможность реализации дерзкой затеи. Можно лишь предположить, чего стоило в то время «пробить» нестандартное решение и доказать на всех уровнях, что надо делать так и только так! И получить разрешение на экспериментальное строительство.
За разработку новых технологических решений группа соавторов, в том числе А. Алиджанов и А. Якубов, была удостоена Государственной премии СССР. А время и практика доказали эффективность нового инженерного решения.
В 1973 году Али Халилович назначен руководителем «Сибгипротранса». Семь лет он возглавлял этот прекрасный коллектив, и это счастливый период в жизни и его, и его коллег. То была пора бурного развития города: строилось жилье, промышленные предприятия, и существующая инфраструктура уже не могла их обслуживать. До 1973 года успели построить лишь водозаборные сооружения водопровода, но ни очистных, ни канализационных систем построено не было.
Проектирование этих и других сооружений, в частности, насосно-фильтровальных станций поручили «Сибгипротрансу». В то же время институту пришлось прийти на помощь «Новосибгражданпроекту» в проектировании ряда жилых комплексов. А еще продолжалась работа на БАМе и в Кузбассе. Осуществлялись другие транспортные проекты.
В коллективе царил дух творчества и дружбы. Али затеял проведение вечеров встреч с изыскателями, которые поздней осенью возвращались с полей в родные стены. В «конторе» их ждали, как родных. По отделам распределяли обязанности. Кто-то «достает» дефицитные продукты, кто-то готовит концерт, кто-то отвечает за стенгазету. Али Халилович с Виктором Николаевым, Юрием Глуховым и другими энтузиастами, как правило, готовили сценарий праздника. Один из них проходил на тему: «Если бы древние греки строили БАМ...»
В «греческом зале», то есть, в красном уголке, обычно отмечались и дни рождения. Статус «именин» Али выходил за рамки: 13 августа нередко совпадало с Днем строителя (второе воскресенье августа) и Днем физкультурника. Алиджанов вполне вписывался в эти ипостаси, и какой это был повод для спичей и стихов! Институт стал его вторым домом, из которого он, можно сказать, не уходил. Даже когда стал заместителем председателя горисполкома по капитальному строительству.
Его и потом так сильно тянуло «домой», что многие размышляли: почему же он ушел от любимого дела на административное поприще?
А ушел он, похоже, потому, что на этом настаивали два очень уважаемых им человека: городской «голова» — Иван Павлович Севастьянов и его заместитель Александр Павлович Филатов. Да и сам Али смутно чувствовал внутреннюю потребность в расширении масштабов своей деятельности. Это был крупномасштабный человек...
Кроме того, Алиджанов  умел любить. Друзей. Коллег. Земляков. И город, который стал ему родным. А любить для него значило — служить. Жить для... С поста директора проектного института он хорошо видел, что городу необходимо придать кругозор и направление развития. Нужно создать единый градостроительный комплекс, управляемый из одной точки.
С приходом в горисполком Алиджанова схема взаимоотношений городского руководства, заказчиков, подрядчиков стала меняться на глазах. Изменился и стиль совещаний. Больше здесь не раздавали нагоняи, не искали виноватых. Анализировалось реальное положение дел для поиска оптимальных решений, «развязывающих» узлы на тех или иных строительных объектах.
Поэтому совещались накоротке. Алиджанов не слушал демагогов. «Идите, подготовьтесь», — вежливо просил он. Но и сам тщательно готовился. Нередко звонил Эдуарду Антоновичу в институт: «Зайди, пожалуйста, посоветуемся». Это если возникали какие-то вопросы по проектированию.
Городские начальники, как правило, не разбирались в этих тонкостях. И вместо того, чтобы разобраться и помочь, просто «закрывали вопрос». А дело как стояло, так и продолжало стоять.
Эту коварную практику Али Халилович низверг своей компетентностью. Они садились с Прицем и подробнейшим образом рассматривали те объекты, которые институт проектировал. С чертежами и схемами. Перед Алиджановым всегда лежала его тетрадка, куда он заносил необходимые расчеты, делал схемки, на полях завязывал для себя «узелки на память».
Потом, «на синклите» разговор уже был простой и конкретный. Там обсуждались лишь те вопросы, решение которых возможно именно на этом уровне. И строители скоро всё поняли и оценили. Если ты заинтересован в деле, но тебе необходима поддержка  —  иди к Алиджанову. Если вздумал «крутить», лучше не попадайся ему на глаза. Но, и не попадешься, всё равно — не спрячешься. Он во всем разберется и заставит отвечать.
При Алиджанове разработана и стала реализовываться большая программа культурно-спортивного строительства, началась реконструкция стадиона «Спартак». Он задумал и дал заказ на проектирование сказочного театра кукол, «пробил» реконструкцию театра оперы и балета. И МНТК «Хирургия глаза», и гостиница «Сибирь» — от выбора места, проектирования и до завершения строительства — все шло под его руководством и при непосредственном участии. Любимец города - цветомузыкальный фонтан, - тоже обязан своим рождением Алиджанову. Вообще, в городе так много «автографов» Али, что по ним можно бы составить туристский маршрут.
Его ценили и уважали все. Даже недруги, которые всегда находятся у принципиальных людей.
Алиджанова выбили из седла, можно сказать, на скаку. Шел 1991 год. Первая, организационная сессия «демократически избранного» Совета превратилась в политический митинг. Клеймили «номенклатурщиков», зачитывали по бумажкам, кто, сколько галстуков достал «по блату». Алиджанов не был замечен ни в «блатмейстерстве», ни в каких-либо иных номенклатурных прегрешениях, но и он сдал на вахту ключ от кабинета. Неожиданно оставшись без работы, Али не мог адаптироваться к состоянию невостребованности. Он «выпал» из жизни. Никуда не ходил, никому не звонил. Но институт вместе с ним переживал эту драму, и друзья не позволили потеряться такому человеку.
— Если бы это зависело от меня, — Эдуард Антонович, сменивший Алиджанова на посту директора института, едва уговорил друга встретиться и поговорить, — я бы сейчас собрал свой портфель и усадил тебя в твое же кресло. Но ты знаешь, что это не моя воля. Тебе надо искать новое дело...
— Какое? Идти в УКС «Сибакадемстроя», куда меня приглашают? В «Гражданпроект»? Не хочу. Я — инженер-транспортник.
Как-то Лида Алиджанова позвонила Галине, жене Прица. Спросила, где Эдик, и предложила, точнее, попросила махнуть к ним, на Береговую. Прямо сейчас.
Друзья долго ходили по лесу. Али хотелось снять с души какой-то груз.
— Понимаешь, я простил им всем: так сложились обстоятельства...
— Я знаю твой принцип, Али. «Не суди, да не судим будешь». И думаю, ты прав. Так тебе будет легче.
Снова говорили о перспективах трудоустройства  Али. Приц осторожно предложил поговорить с Константином Леонидовичем Комаровым, новым ректором НИИЖТа, с которым был на ту пору лишь «шапочно» знаком. Алиджанов оживился.
Эдуард Антонович поехал к Комарову. «Что я могу ему предложить?» — внимательно выслушав, спросил Константин Леонидович. «Да хоть должность профессора на кафедре проектирования». «Ладно, я подумаю. Пусть он мне позвонит дня через два...». «Он не позвонит!». «Хорошо, я позвоню сам».
Прошло два дня. Три, четыре... Звонка нет. К вечеру в трубке голос Алиджанова: «Эдька, срочно дай машину. Комаров позвонил...»
Оказалось, за эти четыре дня Константин Иванович сделал почти невозможное. Он слетал в Москву, добился дополнительной ставки проректора («Не мог же я такому человеку предложить всего лишь профессорскую должность!») И даже согласовать кандидатуру.
Али оживился, с головой ушел в работу. Но друзья улавливали надлом. В августе девяносто первого Эдуард уговорил Али поехать с женами отдохнуть в подмосковный санаторий. Это была незабываемая поездка. Али вставал рано, делал зарядку, бегал. А потом тормошил честную компанию. Затевал туристские походы по округе, вылазки в театры. Казалось, он вновь полон сил.
Но это только казалось.
Операция не дала результатов. Он угас за четыре месяца, так и не договорившись с болезнью.
Умер он в День победы, дождавшись последнего залпа салюта. Хоронили его «из дома» — из института; и когда Приц, Николаев вместе с Толоконским и Индинком выносили на плечах гроб с крыльца, они были потрясены. Вся Вокзальная магистраль была заполнена людьми. И такая стояла тишина...
Индинок на всем протяжении траурного пути плакал. Потом, над могилой, он нашел самые точные и искренние слова. Люди видели: это для него вторая, после гибели сына Алешки, непереносимая потеря. Если бы мы так ценили и любили живых...