Рассказ первый. О моей родине.

 Слово «Родина» - однокоренное со словами «род», «родня». И, говоря о Родине, нужно, конечно же, писать о своем роде, ибо из истории тысяч российских семей – родов складывается история страны.

 Мой род по отцу – это род Лавровых-Санниковых (бабушка до замужества носила такую фамилию), род коренных жителей Сибири, которых именуют чалдонами.

 В детстве окружающие часто говорили мне, что внешностью: лицом, манерой двигаться, говорить – я здорово напоминаю свою бабушку, мать моего отца, Наталью Тимофеевну. «Шустрая такая же была, говорила так же быстро», - утверждали те, кто знал хорошо бабушку. Оценить сходство с бабушкой, к сожалению, я смогла лишь по портрету: Наталья Тимофеевна ушла из жизни очень рано, едва переступив пятидесятилетний порог. Мне в то время было чуть больше года. Но, по воспоминаниям моих родных, знаю, что была бабушка человеком работящим, светлым. Слова дурного никому не говорила. Вместе с мужем Иваном Константиновичем вырастили пятеро детей.

 Дед Иван Константинович, ветеран войны, в отличие от бабушки, прожил долгую жизнь, много трудился. И до конца своих дней стремился быть полезным людям: часто бывал на встречах с молодежью, рассказывал о своих фронтовых товарищах.

 Было у деда Ивана и бабы Натальи пятеро детей, как я уже сказала. Белокурая, длинноволосая красавица тетя Маша с детьми и мужем жили в Новокузнецке, старшая папина сестра тетя Мотя с четырьмя дочерьми – в Куйбышевском районе. Здесь, в Остяцке, находились двое родственников – дядя Илья и тетя Тася, моя крестная.

 Дядя Илья… Определяющими в его характере были две черты: вечная неугомонность и вечная забота о родных и близких. Проработав в сельском производстве более тридцати лет, сначала шофером, потом бригадиром, Илья Иванович, перенеся в конце семидесятых тяжелую операцию, не оставался в стороне от колхозных дел, участвуя по мере возможности в трудовом процессе.

 К работе относился с большой ответственностью.

 А каким он был добрым и внимательным к людям, я знаю не понаслышке. Помню, как меня, пятилетнюю, больную, с высокой температурой вез в больницу в соседнее село. Вез на своей дребезжащей полуторке по наводнению, по большой весенней воде. Вез и постоянно спрашивал у отца, держащего меня на коленях: «Дышит? Жива?» отец трогал мой горячий лоб холодными руками, и от этих родных вопросов и прикосновений, казалось, становилось и дышать легче, и жить.

 В мои студенческие годы, в пору, когда не было еще хороших дорог в районе, дядя Илья отвозил меня в соседний район, в Межовку, где раньше был аэропорт.

 «Ну, лети, Рая. С Богом, а то опоздаешь на занятия после праздников, будешь плохо учиться», - напутствовал он меня.

 Держа в хозяйстве пасеку, Илья Иванович каждое лето считал своим долгом обнести вкусным медовым кушаньем не только родных детей, братьев и сестер, но и многочисленных племянников, крестников, кумовьев… Такая широкая, хлебосольная душа у него была!

 Горе, пришедшее в дом дяди Ильи и его жены тети Клавы, черной тучей легло на нашу родню. Не верилось: Нет больше Нади, дочери дяди Ильи, добродушной, гостеприимной, молодой, красивой, едва перешагнувшей за 30… Какой-то подонок убил прямо в собственной квартире.

 Помню, пришла я в дом дяди Ильи в день похорон, не решаясь заглянуть в комнату, где лежало бездыханное тело двоюродной сестры. Стою в углу, боюсь даже глаза поднять. И вдруг чувствую чью-то руку на плечах. Дядя Илья! «Это ты, Рая? Не бойся. Держись!» И потом в сторону, отцу: «Вот что, братка, делается в больших-то городах».

 И в каждом слове – боль, боль… И желание поддержать в трудную минуту более слабого. Слабой, как ни странно, в этой ситуации была я.

 Под стать своей добротой мужу и Клавдия Ивановна, жена дяди Ильи. Когда-то давным-давно взяла она в дом младшую сестру, тетю Надю, ставшую инвалидом в голодные военные годы. Тетя Надя, мастерица на все руки, в далекие годы дефицита товаров обшивала всю деревню, не то что многочисленных родственников. А еще помогала тете Клаве нянчить пятерых детей. Они так ее и звали – «нянька». Дети выросли, живут уже отдельными семьями.

 А тетя Клава живет теперь одна в доме. Потому что нет уже дяди Ильи, ушла в лучший мир тетя Надя…

 Как живет одна в доме, где много комнат, моя тетя и крестная Анастасия Ивановна Коростелева.

 В доме тети Таси все блистает чистотой: и окна, вымытые особым способом, и посуда в шкафу, и пол, и потолок, и стены. На плите – борщ, а на столе – пышные, неземной вкусноты пироги.

 Пожалуй, радуется она лишь тогда, когда навещают ее дети и внуки. Потому что скоро уже 9 лет, как ушел из жизни муж тети Таси, Николай Васильевич. Но ни единого дня не проходит, чтобы не вспоминала тетя Тася своего мужа. Ведь сорок два года вместе прожито. Не было в совместной жизни моих родственников клятв в вечной любви, дорогих подарков, романтических путешествий куда-нибудь на Канары или в Египет, что так модно сейчас в свете.

 Нет, не было ничего такого. Было одно желание – находиться рядом, встречать вместе солнце, радоваться новому дню. И радовались, и трудились вместе. Вырастили пятерых детей. Старшая дочь Галина больше тридцати лет работала директором Остяцкого Дома культуры, Людмила была сельским библиотекарем. Много лет приобщали они сельчан к Красоте и Добру.

 О себе тетя Тася рассказывает просто, без всяких словесных изысков: «Училась я в школе хорошо, была грамотной, но учиться мало пришлось. Война. Твой папа Ваня нянчился с Марусенькой (отцу тогда было лет 7-8, тете Маше несколько месяцев), а я пошла работать с мамой в колхоз. Замуж первый раз вышла рано. Писала письма Терентию в армию. Красивым почерком писала, без ошибок. Сослуживцы его думали – я учительница, а я в колхозе работала. Ждала его, родила двух дочек. А не сложилось вместе. Расстались».

 Вот тогда-то и встретила тетя Тася свою вторую и настоящую любовь – дядю Колю.

 Вообще, семейные отношения многих моих родственников можно сформулировать словами с приставкой «со»: содружество, сопонимание, сопереживание, совет, союз. Союз двух родных душ. Недаром существует поговорка «Жить душа в душу». И она существует только в русском языке, где слово «любовь» сопрягается со словом «душа». И только русские могут любить так беззаветно, всей душой: и друг друга, и мать, и Родину…

 Рассказ второй. Светлая душа.

 В России всегда, даже в самые трудные годины, есть люди, чье пребывание на земле делает жизнь других краше.

 В известно печальном 37 году, когда в Остяцке было арестовано более двадцати человек в одну сентябрьскую ночь, председателем колхоза был Герасим Петрович Почепкин. Именно в его годы правления в Остяцке построили мельницу-крупорушку, Народный дом, завели лекомобиль. Герасим Петрович, как мог, делал жизнь колхозников более легкой и интересной. И разделил вместе с теми, кого незаконно обвинили, их участь.

 Прошло много лет. И лишь в 90-е вновь заговорили об этом человеке. «Душа у него была светлая», - вспоминали о нем Дарья Степановна Гламаздина и Александра Давыдовна Суркова, старейшие жительницы села.

 Вот этот свет души человеческой и делает русского человека человеком. Уважение к людям, забота о них, беззаветная преданность. А еще желание сделать клочок Земли, где ты живешь, пусть не райским уголком, но вполне цивилизованным местом. Вопреки всем сложившимся обстоятельствам.

 Рассказ третий. Мои учителя по школе и по жизни.

 В жизни у меня было много учителей, которых я вспоминаю с благодарностью. Я о многих писала, о многих рассказывала в своих заметках. Сегодня расскажу еще о двух.

 Году в 75, я по окончании Остяцкой восьмилетки, поступила учиться в Биазинскую среднюю. Когда впервые увидела нового классного руководителя, ахнула! Не бывает таких учителей! Я привыкла к важным дамам, с царственной осанкой, с менторским голосом, с вечными поучениями, как жить и что делать (мы все становимся с годами такими). А тут стоит пред нами девочка чуть постарше нас, маленькая, хрупкая, с большими серыми глазами в пушистых ресницах, чернобровая и черноволосая, с нежным лицом. Улыбается, представляясь: «Надежда Лукинична!» Ей бы где-нибудь в театре играть с ее внешностью, а она математику нам преподавала, пытаясь разъяснить все сложности-трудности науки.

 Скажу сразу: математику я любила меньше, чем литературу. Я по природе своей гуманитарий. А вот классного своего мы обожали. За что можно любить учителя? За знание предмета, за умение вести диалог с учениками, за личное обаяние. Все это было у Надежды Лукиничны Профорук. А еще мы любили ее за то, что не умела сердиться, защищала нас до самозабвения, до слез на педсоветах, за то, что всегда была рядом: и в походы с нами ходила, и на вечерах школьных танцевала, и пела с нами, и корчи на необъятных колхозных просторах собирала. Быть рядом с учениками – вот главное качество настоящего учителя. Быть искренним с ними. Верить в них.

 Моими учителями по жизни считаю родителей, Ивана Ивановича и Антонину Сергеевну Лавровых, и Ивана Галактионовича Гламаздина. Человек этот был примером для моих односельчан. Умный, талантливый, порядочный, хороший руководитель. Наша дружба с ним началась в 90-е годы, когда Иван Галактионович появился в классе, где я была руководителем, с рассказом о событиях 30-х годов, произошедших в нашем селе. Необыкновенный рассказ его заинтересовал нас с ребятами. Мы начали собирать сведения по истории Остяцка. Главным консультантом по всем вопросам был, конечно же, он, Иван Галактионович. Потом он еще ни раз приходил и в мой класс, и в другие, и каждое его выступление было открытием для ребят.

 Талант повествователя, энциклопедичность знаний, внутренняя интеллигентность, присущие этому человеку, не оставляли никого равнодушным. В присутствии Ивана Галактионовича люди как-то морально подтягивались, становились дисциплинированнее.

 Рассказы его: о возникновении Остяцка, об остячке Марфе, ходившей с рогатиной на медведя, о коллективизации, о Великой Отечественной, участником которой он был, поражали одновременно и обилием фактов, и живостью образов, которые он обрисовывал. Так не каждый может. А он мог. Соединять несоединимое. И в жизни он был таким, что хотелось ему подражать. Не пил, не курил, грубые слова не употреблял. И уважал любого человека, с кем ему приходилось встречаться. Сдержанный и терпеливый, мог убедить в своей правоте любого, даже самого неубеждаемого собеседника.

 Иван Галактионович хорошо пел, знал наизусть множество стихов, сам пробовал писать. Хорошо знал историю страны и очень переживал за то, что происходило в тревожные 90-е.

 Про то, сколько он сделал для Остяцка, находясь на посту руководителя села, разговор особый. Когда Ивана Галактионовича не стало, долгое время было ощущение пустоты. Не только душевной, но и пространственной. Казалось, в мире образовалась бездна, которую ничем и никогда не заполнишь. Так, наверное, бывает, когда уходит с Земли очень хороший человек. Добрая ему Память!

 Рассказ четвертый. Сибирские Ярославны или о соседях, литературных традициях и прототипах.

 Люди. Близкие, родные, односельчане, соседи… Сколько их живет рядом с нами, сколько судеб с нашей переплетается! Но в каждом селе есть личности, особенно колоритные, яркие, кем-то когда-то увековеченные и оттого особенно заметные.

 Бергуль славится тем, что там побывал Павел Бажов, великий сказочник.

В Биазе в 50-е отбывал ссылку и работал в местной школе белорусский писатель Сергей Граховский. У нас в Остяце в начале шестидесятых вместе с другими студентами трудился в колхозе будущий писатель Виктор Лихоносов, который впоследствии написал книгу «Чалдонки», теперь известную любому жителю.

 Прототипы героев книги Виктора Ивановича и до сих пор живут на моей малой родине. Одна из них – Ольга Ивановна Панова, прообраз знаменитой Оньки. Ольга Ивановна много лет была моей соседкой. Соседи после родни в деревне – самые близкие люди. И помогут, если нужно, и совет добрый дадут, и отругают, если что не так.

 Ольга Ивановна и подруга ее тетя Шура Панькова – из таких. Веселые, остроязыкие, работящие и открытые, они не раз поддерживали меня морально, делились редкими экземплярами цветов из своей садовой коллекции. Обе высокие, статные, румяные, напоминают они мне русских сказочных красавиц Василис Прекрасных или Ярославну из «Слова о полку Игореве». Недаром имя у Ольги Ивановны такое княжеское – Ольга, что в переводе означает «священная». Недаром увидел в ней Лихоносов героиню своей будущей повести. Противоположностью Ольги Ивановны является другая соседка – тетя Таня Веселова. Имя ей – Нежность и Доброта. Когда-то работала Татьяна Яковлевна в детском саду нянечкой, и ребятишки просто обожали ее за заботу и ласку, которыми она их награждала в изобилии.

 Нет уже на Земле Дины Никаноровны Лаптевой, тети Фроси Корецкой, а память все хранит их образы. Дина Никаноровна была библиотекарем и до безумия любила свое дело. Где могла, там и пропагандировала книгу: и на местном радио, и в школе, и на полевом стане.

 А меня, маленькую, в детстве учила пить молоко. Случилось так, что в детстве я совсем не любила есть. А молоко и вовсе ненавидела. Книга интересная и игра были для меня важнее. Мама перепробовала все методы, а ничего не получилось. «Куда же растущему организму без молока? А она на него даже смотреть не хочет», - сокрушалась мама. Тогда за дело взялась тетя Дина. Пришла к нам домой, налила большую кружку себе, а мне –поменьше. Налила и приговаривает: «А, ну-ко, давай наперегонки!» (Никаноровна не была коренной сибирячкой, приехала в Остяцк откуда-то из Центральной России, вот и «окала» не по-местному). Хочешь-не хочешь, а наперегонки не только кружку молока опустошишь, а любое дело сделаешь.

 Тетя Фрося Корецкая была по профессии дояркой. Но не простой, самой передовой в колхозе. А по духу своему – мудрецом, знающим рецепт единственно правильного решения. На любой случай жизни… Рассудительность ее не только делала Ефросинью Алексеевну самой рачительной хозяйкой и самой справедливой женщиной на нашей Зеленой (по-старому улице), но давала ей право давать советы другим, учить людей жизни.

 Сколько людей хороших проживало или живет у нас в Остяцке и в соседнем Ургуле! Маловы, Тишкины, Тебеньковы, Сидоровы, Коростелевы, Гламаздины, Зуевы, Евдокимовы, Бузюргины, Антипкины, Санниковы, Поздняковы, Егоровы… Всех не перечислишь! У каждого своя судьба с завитыми жизненными узорами, свой путь. У кого – узкая дорожка, у кого – гладкая, как асфальтовое шоссе, широкая дорога, у кого, что тоже бывает, - непроезжая колея с ухабами и крутыми поворотами – виражами… Главное на такой колее – не вылететь из седла, остаться настоящим наездником, не сломаться под натиском переломов судьбы. Что и делают мои Земляки, с честью и достоинством неся звание сибиряка-северянина.

 Несколько лет назад в Остяцке опять побывал Виктор Лихоносов. Встречался с людьми, записывал их рассказы - о себе, о родном селе. Пообещал продолжить литературную традицию – написать большой роман об Остяцке. Может быть, кто-то из нас станет героем или героиней этого еще не написанного романа. А пока каждый пишет свой роман жизни: живет по человеческим законам, по законам рода, семьи, по соседскому закону. Людей ценить и свое лицо не терять.

 Рассказ пятый. Незримые связи или А наши березы лучшие.

 Мой сын Борис недавно побывал в Испании. Ездил туда по своим профессиональным медицинским делам. А попутно посмотрел страну и привез массу впечатлений и фотографий. Выложил фото к себе на страничку в одной из социальных сетей.

 Посмотрела я эти фото. Чего там только нет! Вот Музей Сальвадора Дали, вот Морской пейзаж, вот памятник Дон Кихоту… Но одна фотография меня особенно тронула. Среди пальм, мандариновых деревьев и прочей экзотики затерялась одинокая береза. И не просто одинокая, а какая-то неестественно согнутая, кривая и потому очень жалкая. Я спросила у сына, почему же в Испании березы не такие высокие и стройные, как у нас, в России. «Климат, вероятно, слишком жаркий», - ответил мне сын. «Наши, конечно, гораздо красивее», - добавил с гордостью.

 Да, таких, как наши березы, нет во всем мире. Ибо привлекают они нас не только внешней красотой, а служат символом связи с родной землей. Ведь у каждого россиянина есть свое заветное дерево: черемуха ли, береза, тополь или рябина. Идем мы к нему, обнимаем тонкий ствол, чтобы поделиться великой радостью, выплакать невыплаканную боль, набраться живительной силы, что идет по стволу и ветвям снизу, от земли родной.

 Незримые нити – связи существуют не только между природой и человеком, но и между людьми, живущими в одной местности. И неслучайно возникают в интернете содружества людей, объединенных проживанием в каком-то селе или учившихся в одной школе. «Наши», «свои», «родные». Так и никак иначе называют себя земляки. А родство это от Земли, что когда-то их взрастила. Земля не хочет отпускать никого: ни того, кто живет на ней сейчас, ни того, кто покинул ее когда-то в силу жизненных обстоятельств. Вот и радуемся мы несказанно, встретив земляков в большом городе случайно или обнаружив новое старое лицо на страничке «Остяцк – моя малая родина».

 Вот и плачем по ночам с годами все чаще и чаще, вспоминая далекие детство и юность. Это, вероятно, и есть чувство Родины: даже уехав, не предать ни березки, ни людей, ни память…