Я учился в легендарной 22 школе, не так чтобы очень хорошо, но учился терпеливо и безысходно. Класс был хорошим, не очень дружным, но самостоятельным и все потому, что мы преодолели черту детской трусости перед учителем и оценкой, которые держали нас в ежовых рукавицах первые годы учебы. В седьмом классе наши хвосты начали покрываться робким, но многоцветным оперением. Утренники теперь назывались мероприятиями, родители сидели не в зале, а дома у телевизоров, мы же учились накрывать еще безалкогольный стол, но уже с закусками. Между торжественной частью и чаепитием непременно проводились развлекательные конкурсы. Памятное мероприятие, о котором я завел речь, было посвящено Международному женскому дню 8 марта.

 Мы собрались после уроков в актовом зале на первом этаже школы, стулья заботливо расставили вдоль стен. Я не помню всех деталей и подробностей того дня, но точно помню стол с бубликами, пышками, рогаликами, пончиками и устремленными, будто ракеты на космодроме Байконур, бутылками «Дюшеса» и шипучего «Буратино». Как я любил лимонад! Но прежде торжественная экзекуция: в зал вошли ВВП – Прохорова Валентина Павловна – наша классная руководитель и завуч школы Антонина Савельевна, у которой по какой-то трагической случайности прозвища не было. Но у нас в классе было две неприлично круглые отличницы – это Ленка Комарова и Танька Косаткина, в их дневники было противно смотреть, однообразие и штиль как на болоте. А вот по моему дневнику успеваемости можно было проследить всю бурную и трагическую жизнь будущего писателя. Каждая страница – это карта боевых действий, с наступлениями, перемирием, победами и проигрышами. Иногда внизу страницы, на полях, учительница выкидывала белый флаг, просила пощады и требовала родителей прийти в школу.

Еще у нас была выбражулистая Маринка Ронкина и заносчивая Ольга Савиных, которые вечно выигрывали всероссийские олимпиады по физике и математике. Вот по поводу этих отличниц и выскочек явилась Антонина Савельевна с особым поручением и завидными подарками.

После торжественной части и награждения, но до чаепития в программе значилась игровая часть, где мы соревновались с девочками и где, как полагается настоящим джентльменам, проигрывали им, таким совершенно убогим и примитивным способом мы радовали наших будущих спутниц жизни. Честно скажу, я не помню, что за конкурсы проводились в тот день, потому что я презрительно и хладнокровно не участвовал в этом нечестном спектакле. Я высокомерно болтался без дела, в ожидании пропустить стаканчик-другой лимонада. И вдруг я усек, что в толпе одноклассников смятение, никто из пацанов не хотел участвовать в конкурсе швей! А делов-то было – пришить пуговицу к тряпочному лоскутку наперегонки с девчонкой. Оценив всеобщую растерянность и негодование девочек, я согласился на соревнование. Моей соперницей стала Марина – великий математик и зазнайка!

Маринка была большеглазой, худенькой, вечно с претензией на затейливую прическу на забитой формулами голове, всегда щепетильно аккуратная и крайне дисциплинированная. Из ее юбки торчали тонкие, как палки, ноги и упирались в большие ботинки, мы в своих мальчишеских кругах считали, что она совершенная дура, но училась она почему-то хорошо.

 Я должен пояснить, почему я так смело и безрассудно согласился на не свойственный мужскому достоинству конкурс швей. Дело в том, что мама держала меня в строгости, именно мама, потому что папа к тому времени уже уплыл в самостийное плавание, и как я понял, возвращаться не собирался. В доме мы с сестрой делали все сами: варили, мыли, стирали, прибивали, когда требовалось, гвозди, гладили и занимались прочей житейской ерундой очень самостоятельно. Еще в классе третьем мама отказалась пришивать мне оторванную в послешкольной возне пуговицу, подала иголку, нитки и надменно предложила мне совершить этот трудовой подвиг самостоятельно. Я его совершил после третий затрещины качественно и надежно, мне кажется, что та пришитая пуговица все еще жива и так же намертво приторочена к уже истлевшей школьной курточке.

Однако на этом обучение швейному делу не закончилось, у меня протерся все на той же курточке локоть, егозил я за партой, как истинный двоечник и непоседа. Заметив порчу имущества, мама подала мне лампочку, обычную лампочку накаливания с тонкой спиралькой внутри, и рассказала, как нужно штопать, мол, сначала нить кладется так, а потом ровно перпендикулярно, при этом нужно было умудриться все эти нити переплести между собой, как корзину. Лампочка нужна была, как поддерживающая опора, на которой и развивались все эти драматические события. Мама консультировала, терпеливо помогала и добилась-таки от меня качественного результата. В последующем я пришивал всем пуговицы – и маме, и сестре, штопал и выполнял посильный ремонт верхней одежды. Более того, я овладел наперстком, когда пришла пора пришивать пуговицы к зимним пальто.

Конкурс – так конкурс. Я подошел к столу, на котором лежали иголки, деревянные чурички с нитками и лоскутки материи, в пол литровой стеклянной баночке полоскалось несколько пуговиц. Я взял иголку и нитку, наслюнявил кончик нитки, она безошибочно влетела в ушко, одним движением вокруг указательного пальца я оставил на хвостике узелок, скрепив обе нитки разом, приложил пуговицу и в несколько привычных приемов пришпандорил пуговицу, заключив финальным узелком. Потом уже с победным наслаждением откусил нить еще молочным, но достаточно крепким зубом.

Класс онемел, Марина все еще возилась с иголкой, и от волнения не могла попасть в ушко.

- Не правильно! – сказала ВВП и посмотрела на меня выразительно, типа, ты что творишь. – Коля начал пришивать без команды, раньше Марины. Предлагаю конкурс повторить.

Антонина Савельевна предательски закивала головой и на пальцах, будто немому, пыталась мне что-то сказать. Но я азбуку жестов не знал, а мой друг Витька Грачев, который всегда был сообразительным, но крайне не расторопным, ткнул мне кулаком под лопатку.

- Не торопись, - шепнул он мне на ухо.

- Нормально, - отмахнулся я, решив, что друг заботиться обо мне и трепетно ждет моей победы.

Хочу сказать, что Антонина Савельевна учительница, конечно, хорошая, но штучка еще та, уже в десятом классе я узнал, что она ходила обслуживаться к моей маме в парикмахерскую. А я все время удивлялся, почему у завуча школы такая же красивая прическа, как у моей мамы, и откуда мама знает про все мои школьные тайны. Стучала она на меня, скажу я вам откровенно, стучала беззастенчиво и профессионально!

Я дождался команды марш и, сделав выразительную паузу, давая фору своей сопернице, повторил свой подвиг так же стремительно, но на этот раз стежки на пуговице я положил крест-накрест, получилось симпатично.

- Марина – первая! – решительно подвела итог конкурса Валентина Павловна. И все почему-то с облегчением выдохнули и вслед за Антониной Савельевной зааплодировали, но Марина вдруг бросила свою тряпочку на стол и чуть не плача убежала домой.

Ребята не хотели со мной разговаривать, Витька выразительно повертел пальцем у виска, я ничего понять не мог и тоже, не прощаясь, свалил домой.

Вечером по телефону Витя пытался мне доказать насколько я тупой, но я действительно был тупым и ничего не понял, я кричал, что это конкурс, соревнование и при чем здесь девочка и Восьмое марта, мол, все должно быть по-честному! Я не понимал Витьку до следующего года.

Когда после лета мы собрались в классе, я вдруг заметил, как изменились ноги у Марины, как она вдруг округлилась под школьной формой, какой томительной тенью покрылись ее обворожительно карие глаза… но перспектив у меня уже не было, она не простила мне моей победы даже через двадцать лет, когда мы увиделись на Встрече выпускников. Она степенно ступила в класс, с затейливой прическе на голове и афигенно красивая, улыбнулась всем, а на меня посмотрела, как на растертую по оконному стеклу муху – высокомерно и даже брезгливо.

Так вот, пацаны, для чего я развел всю эту бодягу с пересказом какого-то там праздника Восьмое марта. Просто я хочу вас предупредить, что прежде чем совершить подвиг, надо подумать, а нужен ли он окружающим? Короче, пацаны, нужно думать, всегда много и хорошо думать, особенно если рядом девчонки и если действительно любишь лимонад.