День рождения

 Мне Ламин близок тем, что он родился в деревне, в Абрашино Ордынского района, на берегу Оби. Я не хочу сказать, что городские пацаны чем-то хуже, и среди них есть хорошие ребята, но деревенский мальчишка – это особая стать. Не успел научиться ходить, а его берут в поле и на грядки вместе с женщинами полоть, и только успели немного окрепнуть колени уже идет управляться по хозяйству, кормить животных, пилить, колоть, добывать и следить. И пока отец на работе, сын – хозяин и в ответе за всех баб, и старых и совсем сопливых. Бывает, что мать хлестанет мокрой тряпкой, но это так, для острастки, отцу бывало тоже доставалось за шалопайство, но на то он и мужик, чтобы чувствовать себя вольным.

 Когда Володе было около семи, он уже лихо все умел, но не научился плавать, пытался, но не держала его обская скорая на расправу вода. Однажды, деревенские мальчишки на лодке переплыли на остров, тот, что был напротив деревни, теперь он под водой Обского водохранилища, пацаны постарше решили, что Ламину пора научиться плавать и оставили его на острове одного, мол, захочешь «жрать» - переплывешь. Прошел день, начало смеркаться, вечерний близ погнал заметную волну, на родном берегу маячила коротко стриженная голова «разведчика», который должен был доложить старшим, переплыл Вовка или утонул.

 Уже в темноте, бултыхаясь в поднятой ветром волне, Володя добрался до родного берега, отблевал обскую мутную водичку, лежа на песчаном берегу, и качаясь и падая от слабости, уже в ночи добрался до дома. Он молча перенес упреки матери, за то, что «носится невесть где», «совсем от рук отбился», уснул, чтобы утром проснуться другим человеком. Вроде бы тот же отчий дом, тот же трудовой быт, но только детская хрящевая хорда, в одну ночь окостенела, окрепла уже на всю жизнь. В эту ночь в Абрашино родился мужчина, с сильным и непокладистым характером.

Издательство

 Я познакомился с Ламиным двадцать лет назад, когда мы – группа литераторов и промышленников организовали Издательский Дом «Историческое наследие Сибири» решили создать Библиотеку Сибирского краеведения. Наша идея родилась не случайно, полным ходом шла перестройка, рушилось все: экономика, образование, вся социалка, но больший размах принял «либеральный» поход на историю СССР. Мы понимали, что решался главный идеологический вопрос - уничтожить историческую память, замарать, исковеркать, вызвать неуважение к своей Родине, а потом разрушить государство. В этом наши «заклятые зарубежные друзья» и самовыращенные предатели, за прошедшие тридцать лет преуспели многое, сегодня более трети молодых людей планируют уехать жить за границу. Мы понимали, что против федерального и зарубежного ресурса вложенного в разложение умов наших детей, средств у нас мало, но и отсиживаться дома мы не могли, а потому организовали издательский «партизанский» отряд. И я поехал в Институт истории за подкреплением.

 Меня встретила милая секретарша Яна, от одного ее вида мне захотелось стать ученым и остаться в институте навсегда. Аудиенцию мне назначили загодя, а потому принят я был незамедлительно. Большой кабинет директора, полнейший бардак на рабочем столе, невиданные флаги в углу кабинета и несколько брошюр на журнальном столике у дальней стены. Навстречу мне из-за стола поднялся человек неопределенного возраста, по-командорски сковал мою руку, сел обратно в кресло и посмотрел на меня суровым взглядом, и потом, в будущем он всегда смотрел пристально, слегка исподлобья и проницательно. Я тогда еще не знал, что передо мною мастер спорта по туризму, с которым мы проедем тысячи километров в жару и холод, в дождь и в грязь, и он будет валить деревья под колеса застрявшей машины наравне с нами, а где-то и ловчее нас, сноровистее нас разжигать огонь под проливным дождем. Однако, в тот миг первой встречи он зачем-то произвел на меня впечатление согбенного и злого старика. Но, мне было пофиг его грозный вид, я тоже уже повидал немного жизнь, поучаствовал в разборках девяностых, ездил на «стрелки», меня не раз «кидали», но и сам я тоже не плошал. Я начал с заискивающего признания, что, мол, мы решили заняться вот таким благородным краеведческим делом, но создавать книги без научной экспертизы не считаем правильным и не хотели бы пополнить ряды проходимцев, которых и без нас расплодилось столько, что хоть пруд пруди.

 Моя ровная и образная речь длилась минут тридцать, я энергично и увлеченно рассказывал о наших планах создать и Историю Новосибирска, которой почему-то до сих пор нет, и Историю промышленности, и фотоальбомы, и образовательные фильмы – весь набор краеведческих фантазий. К концу своего монолога я понял, что, человек, сидящий напротив меня, не поверил ни единому моему слову, после пары ответный вопросов и моего быстрого и эмоционального ответа, я убедил почтенного человека, что перед ним сидит типичный «городской сумасшедший». Взгляд Ламина наполнился равнодушием, и он согласился с нами сотрудничать. Опытный администратор решил меня дослушать и отправить с миром, дабы не затеваться с санитарной бригадой из «психушки» и не отвлекать вдумчивых ученых криками сумасшедшего, порчей мебели и разбитыми окнами.

 Воодушевленный я вернулся в редакцию, сообщил своим «классикам» - писателям, редакторам и публицистам, какой матерый «зверюга» этот директор Института истории, мимоходом обмолвился о секретарше и работа началась! А начали мы действительно с создания полной истории Новосибирска. Даже сама история «не создания» была удивительной, потому что впервые создать такую книгу решил наши предшественники еще к 50-летию города, но началась война. Вторая попытка была предпринята к восьмидесятилетию города, но что-то не срослось, и решение горкома партии 1973 года не было выполнено. Сама судьба благоволила нам и давала возможность написать и издать такую книгу, что мы дерзко и со вкусом сделали в 2005 году. Параллельно началась работа по созданию уже необычайно сложного, но не имеющего аналога в России пятитомной Истории промышленности Новосибирска и Новосибирской области. Потом собрали коллекцию Новониколаевских газет, потом создали уникальный историко-литературный фотоальбом, серию общественно-политической литературы «Русская книга», «Воспоминания», «Современной Сибирской Литературы» (ССЛ), «Детской литературы». А в 2008 году презентовали трехтомную Историческую Энциклопедию Сибири». Понятно, что без интеллектуального потенциала Института истории, без безупречного авторитета среди ученых Сибири Ламина Владимира Александровича никто бы не смог объединить историографическую науку Сибири от Урала до Тихого океана, чтобы создать такую глыбу!

Сотни проектов, за двадцать лет! Мы подарили библиотекам Новосибирской области краеведческой литературы на 24 миллиона рублей. Однажды, мы делали это вместе с Владимиром Александровичем, в Доме Ленина на празднике Культуры, на который собралось около четырехсот библиотекарей области. А последнюю акцию совершили совсем недавно, передав безвозмездно школам Новосибирской области 800 экземпляров нашей трехтомной Энциклопедии.

За прошедшие двадцать лет мы приняли участие во множестве мероприятиях, конференциях и круглых столах, мы сами организовывали собрания краеведов и историков, участвовали в международных встречах, симпозиумах и соборах как в России, так и за рубежом. Однажды мы принимали международную делегацию историков из 15 стран ближнего и дальнего зарубежья в Колыванском районе Новосибирской области. Наших «друзей» очень интересовал вопрос межнациональных отношений. И мы, по предложению Ламина повезли целый автобус зарубежных историков в деревню Юрт-Акбалых Колыванского района – древнее поселение сибирских чатов. Нас радушно встретили директор школы Мавлютов Вильлюр Рафикович и председатель Поссовета Ишмаков Николай Алексеевич. Мы знакомились с бытом и жизнью сибирских татар, потом нас угощали… Как нас угощали! Столь чистый и вкусный самогон могут гнать только вдалеке от цивилизации. Национальные блюда от Хатимы Маликовны были просто неповторимы, после усердных закусок я хотел, чтобы меня усыновил Урт-Акбалык и выдал метрики чатского татарина, а индусские историки вдруг дружно подхватили татарскую песню, в это же время местные пацаны-татарчата навтыкали международной команде футболистов-историков кучу голов на поляне под разлапистым кедрачом. Рыжий англичанин не хотел уезжать, но мы его не оставили и торжественно забрали с собой обратно а Англию.

Мы сделали очень много, немыслимо много для сравнительно маленького «партизанский отряд», который не получил ни копейки из бюджета за все эти двадцать лет? Ответ прост, скажу образно, не все участвовали в «распродаже» Родины, много у нас честных и самоотверженных людей и в промышленности, и в бизнесе, и в науке и среди творческой интеллигенции. Нас много, мы на полулегальном положении, но мы вместе, среди нас есть и либералы, и коммунисты и беспартийные. А объединило нас таких разных и, кажется, непримиримых - уважение к своим родителям, предкам, их историческому выбору, их самоотверженному труду, их подвигам и ошибкам, которые выстрадали для нас богатую и счастливую страну. Проще говоря, в наш партизанский отряд собрались те, кто отказался гадить на могилы предков, кто склонил свои гордые головы с благодарностью, с почтением и почитанием, как и подобает поступать благородным детям благородных родителей.

Не буду рассказывать, как придумывались новые проекты, как умеет увлекаться Ламин, как мы совершенно сдружились, а однажды на своем дне рождения я рассказал, как Ламин посчитал, что я сумасшедший, на что тот тут же ответил: «А я своего мнения, уважаемый Николай Александрович, не поменял до сих пор». Мы с этим очень не простым, умным, мягко скажу – характерным человеком, ни разу не поссорились. Только однажды, когда уже дело шло к завершению Исторической Энциклопедии Сибири, я почувствовал нечто неладное, ко мне начали приезжать некоторые ученые мужи и очень умело втягивать меня в какие-то внутриинститутские интриги. Я выслушивал очередного визави, провожал и забывал все, что мне только что наговорили, и мы с институтом продолжали плодотворно работать, но наступил острый момент и я поехал к Ламину. Он молча выслушал меня, я не называл имен и подробностей всяких сплетен, а просто сказал, что «действительно не понимаю, что происходит, но обмануть себя не позволю, а просто нажму кнопку компьютера, и энциклопедии не станет. И плевать мне на затраченное время и деньги, хочу остаться мужиком, а не лохом». Я попросил рюмку коньяку, Ламин достал бутылку из сейфа, налил мне полстакана, я выпил и уехал домой.

В итоге мы закончили проект единой и дружной командой ученых и издателей, промышленников и бизнесменов уникальный проект, который, кстати, тоже затевался в прошлые века дважды, но, видимо, тогда людям чего-то не хватило, чтобы совершить чудо. А мы совершили чудо, потому что Ламин, как и многие ученые института, не утратили понятия о чести и справедливости, и эта нравственная основа помогла победить конъюнктурщиков, которые, расписывая ужасы прошлого, по большей части выполняют заказ воров, застрявших во властных структурах, которые ничего так не боятся, как возмездия, справедливой тюрьмы и лагерной баланды.

 Абрашино

Несколько лет назад мне позвонил Владимир Александрович, он просил меня поучаствовать в акции по защите Караканского бора, для этого нужно было ехать в село Нижнекаменка. В сельском Доме культуры собрались люди из разных деревень, много молодежи, выступил с речью Владимир Александрович, а я прочитал только что написанный рассказ «Клоун», рассказ о любви, о силе любви, о всесилии любви.

Оказавшись недалеко от родной деревни, мы, конечно, не могли не доехать до Абрашино. Владимир Александрович показал место на возвышенности около вековых сосен, где стоял его дом детства, потом мы долго сидели на берегу Обского водохранилища, развели костер, сочинили чайку, закусили бутербродами, которые заботливо приготовил сам Ламин. Там на берегу он и рассказал мне о том случае из детства, как переплыл с острова бурлящую протоку. А потом попросил, чтобы, когда его кремируют, чтобы мы – его друзья и товарищи, привезли его прах на это самое место и рассыпали по воде вдоль берега, давшего когда-то ему жизнь вечную. Я подивился искушенности ламинской придумки, но пообещал, что если переживу его, то обязательно сделаем все, как он просит.

Шторм

Паром на Ордынск был переполнен, очередь машин насчитывала километры, люди возвращались домой после выходных, и мы решили ехать напрямки, через Караканский бор, по дорогам, которые выдавили лесовозы. Мы не проехали и нескольких километров, как вдруг и сразу нечто громыхнуло над головой и сотрясло машину и бор, и тут же начался ливень. Нет, это был не обычный дождь, лило не просто, как из ведра, лило сплошной стеной, глубокая колея наполнилась водой, я умело вел машину и старался, чтобы та не соскользнула в глубокую колею. Дорога шла то вверх, забираясь по песчаному склону, то резко вниз, а в внизу все пространство на глазах заполнялось водой. Слева и справа высоченные сосны, бежевые стены походили на отвесные скалы. Ламин сидел спокойно, сосредоточенно смотрел на дорогу. Я открыл боковое окно, чтобы лучше видеть обочину, к которой прижимался, когда машина въезжала в очередную низовую лужу. Мне стало весело! Бушевала ливневая стихия, похожая на океанский шторм.

- Ламин, держись крепче! – перекричал я барабанную дробь дождя.

- Не гони волну! – ответил Ламин, мы в это время как раз въезжали в огромное озеро, которое образовалось в очередной низине, и вода поднялась до капота.

Я старался не «гнать волну», где-то бурчала под водою выхлопная труба, ливень бешено и оглушительно лил на крышу воду, ветки и холодные капли влетали в открытое окно.

- Ламин! А если застрянем, как ты думаешь, через сколько дней по этой дороге пойдет очередной лесовоз?

- Выживем, - ответил Ламин, - ты главное, не гони волну, чтобы двигатель не захлебнулся.

Мой Рав, конечно, хорошая машина, герметичные дверки не пропустили в салон воду, вездеходная резина гребла уверенно, но вода все-таки попала в воздушный фильтр и окна вмиг запотели. Я не остановился, а высунулся в окно, чтобы видеть дорогу, но всякий раз прятался в салон, чтобы увернуться от прибрежных веток и коряг. Ламин широкой и решительной рукой смахивал передо мной пот со стекла.

- Хо-о! – восторженно заорал я, когда капот вдруг скрыла вода.

- Не гони волну! – как заклятие непоколебимо приказал Ламин. – Дальше пойдет ровная дорога.

- Ты уверен? – с облегчением спросил я, лихо поднимаясь по песчаному склону.

- Я тут каждый бугорок знаю, - уверенно ответил он.

Когда мы выехали на искитимскую пыльную трассу, я спросил Владимира Александровича:

- Вот скажи мне, вот что это сейчас было, там в Каракане? Почему здесь сухо, а там шторм?

- Что было, - пробурчал старик, - Родина!