Любке снился страшный сон, как будто чёрная-чёрная туча опускается на крышу их избы и никуда не уплывает. От страха она открыла глаза, уселась на край русской печки и поняла, что все это ей приснилось. Солнце разливало свои лучи по всей избе и никакого дождя не предвиделось.

   Брата Володи не было дома, он ушел помочь кому-то, а ей наказал следить за матерью. Любка слезла с печки, подошла к матери, погладила своей ладошкой ей щеки, провела рукой по волосам. Мать подняла веки, и горячая слеза скатилась из ее глаз, спряталась где-то в волосах. Потом Любка склонилась к ней, прижалась щекой к самому родному и нежному лицу, почувствовала материнское тепло. Мать губами прижалась к Любкиной ладошке, понимая, что скоро они расстанутся навсегда, век ее недолог. Заболела мать два года назад, ее разбил паралич, она не могла ни ходить, ни разговаривать и только глазами отвечала на вопросы. И вот сейчас, Люба спросила: «Мама, кушать будешь?». Мать прикрыла глаза, давая понять, что "да".

  Любка налила из глиняной кринки, стоящей на столе, молока в чашку, накрошила туда хлебного мякиша, как это делал брат Володя и начала кормить мать. Любке нынче идти в первый класс, а брату Володе - в седьмой.

В русской печке, в загнетке, куда загребают угли, стоял чугунок с крупяной похлебкой. Но Любаше с ухватом не управиться, мала еще, глядишь, ненароком опрокинет чугунок с варевом, тогда отец и брат останутся без горячего.

Утерев мать полотенцем и помыв посуду, Любка взялась за веник, надо подмести в избе. Изба была большая, светлая, в левом углу стояла русская печь. Отец каждое утро топил ее и ставил на день какую-нибудь похлебку или кашу. Любка с братом спали на печке, там было тепло и уютно. Вдоль стены, до самой кути располагалась широкая крашенная лавка, около неё стоял стол, сколоченный из досок и покрытый скатертью. Мать лежала на деревянной кровати в переднем углу.

Управившись с делами, Любка залезла на печку, стала играть в куклы да ждать брата. Вскоре и Володя пришёл, он помогал знакомым по хозяйству. Его часто звали что-нибудь помочь, за работу давали кусок сала, яичек, огурцов, а кто-то и - рубль. Если рассчитывались деньгами, брат бежал в магазин, покупал булку белого с поджаристой корочкой хлеба и мармелада для сестренки. Мармелад в красную, зелёную и желтую полоску, сверху посыпанный сахаром, был любимым лакомством Любаши. Продавщица заворачивала конфеты в бумажный кулек и бережно подавала Володьке, зная, как это удовольствие ему достается. Прижимая кулёк со сладостью к груди и держа хлебушек под мышкой, он бежал домой порадовать любимую сестрёнку и незаметно наблюдал, как Люба откусывала мармелад и долго держала его во рту, ждала, пока он растает. Володя тоже отламывал кусочек и подносил матери. Но она моргала глазами, давая понять, ешьте, мол, сами.

  Иногда от полученного рубля Володька оставлял десять копеек. А вечером одевал Любе платье в красный горошек, заплетал косу, вплетая в волосы алую атласную ленту, и, взяв её за руку, вёл в кино. Какое это было счастье для них! Весёлые и радостные, они возвращались домой, садились около матери и рассказывали про кино.

   Отец работал конюхом в артели. Уходил из дома рано, приходил поздно, усталый, нерадостный, умывался и садился за стол. Володька доставал чугунок с похлебкой, поднимал крышку, из чугунка валил пар, наливал в чашки и они ужинали. Дети рассказывали отцу, как провели день.

Иногда отец приносил домой чекушку водки, наливал в стакан, выпивал залпом, потом, захмелевший, положив голову на руки, жалел себя, детей, сетовал на свою незадавшуюся жизнь. В таких случаях брат с сестрой забирались на печку и наблюдали за отцом. Он плакал, размазывая по щекам слезы и говорил: «Ах, Аганя, что с тобой стало, зачем ты заболела, как мне одному с детями управиться? Ведь им нужна твоя материнская забота, да и мне, мужику, как жить?» Слушая все это, плакала и мать.

  Володя с Любой смотрели на отца, на мать, и горькая до боли жалость заполняла их маленькие, но уже израненные сердца. Любаша, тоже уткнувшись в подушку, плакала. Маленькие худенькие плечи ее вздрагивали, Володя гладил ее волосы и шептал: «Не плачь, сестренка, мы вырастем, я никогда тебя не брошу и никому не дам в обиду». Люба успокаивалась и засыпала. Володя заботливо укрывал ее одеялом, а сам долго не мог справиться с проклятой бессонницей.

  В его голове назойливо вертелась одна и та же навязчивая мысль. Он понимал, что матери недолго осталось жить, она угасала с каждым днем и что тогда будет с ними, особенно с Любой? На отца не было большой надежды, он стал выпивать. А свою тропинку в жизнь Володя определил твердо, знал, что станет военным, уедет далеко-далеко, где вечное лето, море, и обязательно заберет с собой сестру.

В такие горькие вечера мальчишка вспоминал прошлую жизнь, когда еще здорова была мать. В праздники она выставляла на стол небогатую, но вкусную снед: соленые огурчики, мохнатые груздочки, яичницу да жареную с салом картошку. Все вместе они сидели за столом. Мама Аганя с любовью смотрела на детей, прижимала их к себе.

 Отец, выпивши, просил: «Спой, Аганя, свою любимую». И мать высоким голосом пела: «Ой вы, кумушки, ой да вы, голубушки, приведите ко мне главного доктора». Песня была длинная, трогала за душу. Мать сидела за столом в своём красивом из штапеля платье в васильках, косы уложены вокруг головы. Её лучистые и выразительные глаза светились радостью и любовью. Давно уж ничего этого нет, все ушло, мать заболела, отец упал духом, не видя выхода.

И вот, однажды вечером, отец зашёл в избу и сказал: «Дома сегодня меня не будет, ночуйте одни». Мать все поняла, заморгала глазами, завертела головой и заплакала. Из уголков ее глаз крупные слезинки скатывались одна за другой. Дети, ничего не понимая, успокаивали ее, вытирали слезы и шептали: «Мамочка, успокойся, мы же дома с тобой и никуда не уйдем». Но мать не могла успокоиться, и слёзы ещё долго катились по её щекам.

Они и вправду никогда надолго не оставляли ее одну, если Володька уходил по делам, то рядом с матерью всегда была Люба. Иногда рано утром брат уходил с удочкой на речку, то Люба, покормив мать, бежала по переулку к реке, садилась на высокий берег и ждала брата. Володька важно, как взрослый, поднимался от речки с котелком, в котором плескались пескари и окуньки. Он отдавал котелок Любке, и они шли домой. В ограде стояла железная печурка, где они варили уху и кормили мать. Она радовалась, что сынок заботится о ней и любит свою сестренку.

         Утром, когда все ещё спали, открылась дверь, и в избу зашел отец с узлом в руке, а следом за ним незнакомая женщина. Была она высокая, крупная, неласковая. Она равнодушно посмотрела на детей, сидящих на печке, и перевела взгляд на мать. Отец, глядя в пол, сказал: «Вот, Аганя, я привел себе хозяйку в дом, а детям она постарается быть матерью». Потом повернулся к детям и произнес: «Уважайте и помогайте, да слушайтесь, и все будет хорошо».

     Любка прижималась к брату, как будто искала защиты и за себя, и за мать, шмыгала носом. Как же было больно этому маленькому, но уже познавшему горе сердцу! Сколько еще невзгод и переживаний ждало их впереди. Теперь дети подходили к матери, только когда новой хозяйки не было дома. Они расчесывали и заплетали ей волосы, говорили ласковые и нежные слова.

  Володя стал ещё заботливей и внимательнее относиться к сестре, заплетал ей косы, стирал одежду, мыл обувку. За речкой на косогоре поспела земляника, Володя брал кружку, переплывал через речку и приносил ароматную, сладкую ягоду для своих самых дорогих - сестры и матери.

  Осенью ребятишки отправились в школу. Володя, взяв сестренку за руку, привел ее в первый класс. Они и из школы всегда возвращались вдвоем.

   Зимой не стало матери. Горе детей было безгранично. Любка рыдала, трогала мать за руки, обхватывала щеки матери ладошками, будто хотела их согреть. Она всхлипывала и причитала: «Мамочка, родненькая ты моя, теперь я тебя никогда не увижу, как нам плохо будет без тебя». Володька с придыханием произносил: «Мама, мама…» А сам пытался успокоить сестру. Он понимал, что вот теперь-то, они остались одни-одинёшеньки. Хоть мать и лежала больная, но она была рядом, ей можно было всё-всё рассказать, с ней рядом было тепло и солнечно. Плакали не только дети, плакали все, кто пришёл на похороны. Людям было жаль детей и Аганю, так рано ушедшую из жизни.

  Вот так, в горестях, житейских невзгодах и трудностях, закалялась Володина душа, воля характер. Володя не осуждал своего отца, слабого характером, безвольного, сломавшегося от жизненных испытаний. Одно знал твёрдо, что обязательно пронесет любовь и верность к своей единственной жене, будет любить детей, дорожить семьей и никогда не обидит свою сестру.

   Получив аттестат, парень поступил в военное училище, потом поехал работать по распределению. Люба к этому времени училась в техникуме. Как только она получила диплом, Володя забрал ее в свой гарнизон. Брат и сестра создали семьи, родили детей, но на всю жизнь сохранили память о матери и теплые отношения.

  …Мы растём, становимся взрослыми, стареем, но всю свою жизнь помним прикосновение рук матери, её ласковые глаза, заботу о нас. Очень дорогой ценой достается нам счастье и душевный покой. Страдания уходят, а любовь остается.