Разговаривая со своей тётушкой, вспоминаем деревню Усть-Тулу, где мы с ней родились, только она в 1937 году, а я уже после войны, в 1949. И как наяву я вижу небольшие, но крепкие дома, построенные переселенцами из Пермской губернии вблизи устья реки, давшей название деревне. Вижу высокий берег нашей могучей, полноводной реки Обь, куда впадает небольшая речушка Тула. Вначале, густой непроходимый лес и огромная со стремительным течением река, пугали первых жителей, но это только первое время, потом привыкли, тем более река и лес, можно сказать, кормили переселенцев. В 1921 году построили начальную школу, а в 1931 году организовали колхоз, который назвали колхоз имени Совнаркома.

   Вспоминаем бабулю и дедушку, которые обосновались в деревне в 20-е годы, вспоминаем некоторых жителей деревни – Вторушиных, Богомоловых, Ефремовых, Федосеевых.

              И немного помолчав, она начинает вспоминать горькие военные годы и особенно в детскую её память навсегда врезалось одно событие, когда в их деревню привезли эвакуированные семьи из города Ленинграда. Было это зимой, стояли сильные морозы, в деревне остались дети, женщины и старики, мужчины ушли защищать Родину от немецко-фашистских захватчиков. Держали, конечно, скотину, но почти всё, что получали от неё, сдавали в фонд обороны, поэтому жили впроголодь. Но Зинушка, как звала ее мама, Анна Евгеновна, была младшенькой в семье и ей доставалась чашечка простокваши с ароматным куском хлеба. А летом, вообще, была благодать. В лесу, который вплотную подступал к деревне, созревали ягоды, а там уже и кедровые орехи подходили, все это было хорошим подспорьем к питанию. Тем более, не смотря на свой малый возраст, Зина ловко могла взобраться на кедр, и почти всегда была с шишками, которые потом бросала в разведенный костерок, чтобы обжечь смолу.

            Наступил 1943 год. В один из зимних дней по деревне прошел слух, что сегодня привезут эвакуированных из Ленинграда, и жители потянулись к сельскому клубу. Стояли, стуча подшитыми валенками друг о друга, чтобы не замерзали ноги и, молча, смотрели в конец деревни. Даже ребятишки, до бровей замотанные в старые козликовые шали, стояли и молча поглядывали на взрослых, не понимая их поведения. Среди настороженной толпы была и шестилетняя Зина. Этот день ей запомнился на всю жизнь. И даже сейчас, когда она начинает рассказывать о том дне, по её щекам текут слезы.

         Наконец-то, показались две подводы, подъехав к клубу, лошади остановились. Все смотрели на изможденные, замёрзшие лица сидящих на телеге женщин и не видели детей. Но вдруг, солома на санях зашевелилась, из-под неё стали выбираться ребятишки, и толпа встречающих громко ахнула, а кто-то заплакал в голос. Зина во все глаза смотрела на приехавших детей, так не похожих на своих белобрысых, краснощеких деревенских ребятишек. И не худоба и бледность лиц приезжих поразила девочку, ее поразили их пустые глаза, которые ничего не выражали. На худеньких бледных личиках глаза казались огромными и темными, словно бездонный омут. Толпа женщин, громко плача, быстро уходила от клуба, и вскоре там остались приезжие и сельские ребятишки. Но прошло некоторое время и женщины стали возвращаться. Кто-то нёс валенки, кто-то принёс тёплое ватное одеяло и подушки. Постепенно, опять возле клуба собралась вся деревня. Женщины принесли продукты, у кого какие были, и отдали приезжим. Эвакуированных ленинградцев разместили в клубе. Одного, совсем ослабленного ребенка несли на руках. Забегая вперёд, скажу, что мальчика так и не удалось спасти, его похоронили на сельском кладбище. Некоторых приезжих забрали к себе деревенские. Забрала к себе пожилую женщину и Анна Евгеновна. Так втроём и пошли - взрослые шли не спеша, а Зинаида бежала впереди вприпрыжку, оглядывалась и вновь бежала под горку к своему дому. На ходу она думала – где же будет спать эта женщина, ведь у них всего одна комната, печь и полати уже заняты. Женщина была такая маленькая, худенькая, она шла с небольшим баульчиком, крепко прижимая к груди ещё небольшую шкатулочку. Место для себя она выбрала сама – это был большой сундук, стоявший в переднем углу избы, под иконой. Вот на этом сундуке бабушка Бусова и устроилась. Это сейчас Зинаида Фотиевна понимает, что никакая это была не бабушка, это была женщина среднего возраста, но тогда она казалась маленькой девочке совсем старенькой. Имя этой женщины в памяти маленькой девочки не отложилось, но воспоминания о бабушке Бусовой остались самые добрые. Это она, научила девочку выразительно декламировать стихи, это она рассказывала ей о самом красивом городе в мире – Ленинграде, где есть такой замечательный музей и называют его Эрмитаж. Рассказывала так, что девочка вечерами не могла долго уснуть и, лёжа на полатях, представляла, как она идёт по залам этого музея и со всех стен на неё смотрят картины великих живописцев. Став взрослой, Зинаида Фотиевна в первый же свой приезд в этот город посетила Эрмитаж и добрым словом вспомнила о бабушке Бусовой, вспомнила рассказы, которые, как бы, водили маленькую девочку по огромным залам этого замечательного музея.

             Прошло несколько недель после приезда эвакуированных и щечки у детей порозовели, оказывается, они умели улыбаться и могли играть на заснеженной полянке и ходить в сельскую школу вместе с деревенскими ребятами. Зина подружилась с ними и, когда кто-то из деревенских мальчишек обижал приезжих, бойкая маленькая девочка горой вставала на их защиту.

           Наступил 1944 год. 27 января была полностью снята блокада Ленинграда, и эвакуированные стали собираться домой. Первой уехала бабушка Бусова. За ней специально прислали повозку из г. Болотное и она, взяв свой баульчик, распрощалась с приютившей ее семьей, особенно тепло она прощалась с маленькой девочкой, которая очень привязалась к ней. Потом наступила очередь покинуть деревню Усть-Тула другим эвакуированным. Они ехали в неизвестность после блокадной разрухи, но ехали ДОМОЙ, и этим было сказано всё.

Т. Хомченко.