Каждая крупица из рассказанного, как драгоценность. Нам никогда не забыть того, что мы услышали. Мы постарались включить в работу воспоминания очевидцев разных лет. Некоторых из рассказчиков уже, к сожалению, нет в живых.  

        Татаренко С. Я., ветеран ВОВ: "Когда я попал на фронт, был очень молод. Наша страна была совсем не готова к войне. Фашист наступал по всем фронтам. Вот и мы, все новобранцы, такие же, как и я, должны были отразить наступление немца. Выстроили нас командиры, провели инструктаж и стали раздавать солдатикам винтовки. Как же мы были удивлены, когда винтовки получили один солдат-через двое! Как это? То есть, одному давали оружие, двум другим – ничего: на три человека была одна винтовка. Мы стали возмущаться: как пойдём в бой без оружия? На что получили приказ: тот, у кого винтовка – стреляет, остальные – бегут и кричат УРА. Так вот и бежали, плакали и кричали УРА, ждали, когда рядом бегущего товарища убьёт, чтобы можно было взять его винтовку".                            

         Решетов В. И., ветеран ВОВ: "Один из эпизодов войны так врезался мне в память, что снится до сих пор. Это была середина войны, наши войска успешно отражали нападения фашистов и наступали сами. В тот день наша дивизия передислоцировалась с одного участка фронта на другой. Наша колонна шла долго. В полном обмундировании, с оружием наперевес, мы очень устали и все хотели пить. Та вода, которая была у каждого припасена во фляжке, уже была выпита. Все спрашивали друг у друга воду, но ни у кого не было. И тут, наконец-то, впереди блеснула вода. Это была река! Все бросились вперёд, да так и застыли столбами на месте. Весь берег реки, сама река были усеяны мертвецами. Везде, куда смотрели глаза, были мёртвые тела – фашисты и наши солдаты вперемежку. И земля, и вода были красного цвета – столько крови было пролито. Мы стали ходить по берегу и искать живых среди всего этого мессива. Так и не нашли. Все были убитыми, все полегли в том бою. Среди них не было моих товарищей, я не был с ними знаком, но слова комом застыли в глотке. Забыть это невозможно".

        Татаренко С. Я., ветеран ВОВ: "Однажды попали мы под такой крутой обстрел, что ни мы не могли покинуть окопов, в которых сидели, ни к нам не могли подвезти продукты. День сидим голодом, два, три – уже зубы стучат. На четвёртый день один из товарищей сказал, что недалеко от наших окопов видел убитую лошадь. Вызвался смельчак, который сказал, что попробует доползти до туши. Он пополз, отрезал несколько кусков мяса и принёс нам. Мы разожгли огонь, нагрели воды, сбросили туда мясо. Как только вода чуть-чуть начала пениться, вытащили мясо и начали его есть сырым. На другой день мы опять отправили посыльного к мёртвой лошади, а он приполз назад ни с чем: на месте туши были только голые кости. Это наши соседи, солдаты из других окопов, узнали про нашу находку и помогли нам съесть коня. Такие все голодные были".

         Луценко Т. С., ребёнок военного времени: "О чём мечтают дети, когда разговаривают между собой? Когда я стала мамой, то слышала, что мои дети мечтали, чтобы были конфеты и шоколадки каждый день, чтобы можно было их есть столько, сколько захочется. А мы, чьё детство пришлось на войну, мечтали совсем о другом. Вот помню, отпустила меня мама поиграть с подружками. Встретились с хлопцами – и айда на берег Чанов играть в догоняжки! Набегались, сели на бережок и стали разговоры разговаривать. «Вот бы мне хлебушка вдоволь поесть!» - говорит одна моя подружка. И все дети, кто сидели в этом кружке, мечтательно закатили глаза и выдохнули разом: «Да-а-а!» Понимаете, мы все хотели есть, мы не доедали, хотя у каждого мать старалась больше отдать детям, чем съедала сама. Мы не мечтали о яблоках, о мандаринах и конфетах. Пределом наших желаний был хлеб. Мы знаем ценность хлеба".

        Игошева В. Ф., ребёнок военного времени: "Началась война, мы были подростками. Кому исполнилось десять лет, кому двенадцать. Отцы все на фронте. Наши матери просто разрывались от работы – и в колхозе, и дома всё надо успеть – они просто падали с ног от усталости и недосыпа. Мы рано начали работать в колхозе – матери ведь не железные! Помню, говорит мне председатель колхоза: «Тебе одиннадцать лет, большая уже, будешь в поле воду на быках возить». Лошадей во время войны  в деревне, почти, и не было, всю работу на быках выполняли: и землю пахали, и ездили на них. Посадили меня и ещё одного мальчика в телегу, поставили фляги с водой: везите. А мы росточком малы, худы, нас из-за быков и не видно, почти. Вот едем в поле, и быки остановились. Мы их погоняем, а они нас не слушаются. Мы и плакали, и упрашивали их, и хлестали прутами, - стоят! Потом догадались, что на них кричать надо. Стали кричать, охрипли все, но быки, всё-таки, тронулись с места. Мы осипшие постоянно были, потому что срывали в крике голоса".

       Апчугова А. И., труженица тыла: "А моя семья выжила в войну только благодаря рыбе. Еды вдоволь не было: всё для фронта, всё для победы – мы отправляли еду солдатам, иначе - как бы они воевали? Из нас, девчат, была сформирована рыболовецкая бригада. Это была тяжёлая работа. Сначала мы ставили сети, потом выбирали из них рыбу, чистили сети – и всё начиналось сначала. Спали мало, по четыре-пять часов день. Мы старались не только выполнить свою норму по добыче рыбы, но и перевыполнить её. Мы верили, что так тоже помогаем солдатам бить врага. Очень доставалось нам зимой. Такие морозы были! А у нас одежонка старенькая, да и та от воды постоянно намокала. Какое уж тут тепло! Наши руки постоянно находились в ледяной воде, поэтому были обморожены, в трещинах, ранках. С тех пор суставы пальцев рук распухшие, больные, ноют в непогоду. А в бури и вьюги мы несколько раз блуждали, не могли найти правильную дорогу с озера до дома. Очень с девчонками плакали в те моменты, когда сеть обрывалась и уходила под лёд, так было обидно – вся работа насмарку! Но, несмотря ни на что, старались не хандрить и не кукситься, шутили, подтрунивали, смешили друг друга. У всех моих девчонок, которые были тогда в рыболовецкой бригаде, сейчас больные руки и ноги".

       Полякова Р. А., ребёнок военного времени: "Я родом из Подмосковья, родилась и до юности жила там, под Москвой. Когда началась война, я была маленькой. Самое моё яркое и сильное впечатление войны – это ужас от летящих фашистских самолётов. Они так часто прилетали, иногда за день несколько раз. Сколько бомб они сбросили на наш городок! Люди за какие-то секунды бомбёжки оставались без дома, без имущества. Но ещё не это было самым страшным. Весь ужас был в ночных бомбёжках, когда люди спали и просто не успевали проснуться, убежать в бомбоубежище. У нас были знакомые, которые всей семьёй погибли во время ночной бомбардировки. Я так была напугана звуками летящих самолётов и падающих бомб, что даже спать по ночам не могла, начинала плакать от любого шума, выбегала из дома или пряталась куда-нибудь. Мне казалось, что где бы я ни скрылась, фашисты меня всё равно найдут. Когда я уже стала взрослой, мне ещё много лет снились летящие на меня самолёты с чёрными крестами. Просыпалась с криками, всех будила. Сердце так бешено колотилось, что долго потом не могла уснуть".

         Обгольц Э. А., ребёнок военного времени: "Когда началась война, мне было около двух лет. Мои родители - приволжские обрусевшие немцы, которых советское правительство посчитало опасными и сослало в Сибирь. Здесь, чтобы выжить, пришлось срочно вырыть землянку, мы прожили в землянке несколько лет. Если бы не рыба из Чанов, мы бы умерли с голоду. Помню, когда было Рождество, нам так хотелось ёлку. Но ёлки не было, родители отрубили большую ветку от куста боярышника, принесли в землянку. У нас не было цветной бумаги, игрушек, конфет. Мы придумали украсить «ёлочку» цветными тряпочками, повязали их на ветки. Мне казалось, что это так красиво!".

          Дятлова О. С., внучка ветерана ВОВ: "Мой дед, Дятлов Дмитрий Фёдорович, до войны успел выучиться на шофёра. И на фронте его тоже посадили за баранку полуторки – это грузовой автомобиль сороковых. А в Польше он, вдруг, неожиданно попал в плен. Сразу же был отправлен в концентрационный лагерь. Рассказывал потом, что, по всем законам, он должен был умереть: тех, кто в одно время с ним попал в лагерь, уже вели в огромные жуткие печи, в которых людей сжигали и заживо, и мёртвых, отравленных газом. Но тут судьба улыбнулась моему деду: в лагерь приехал богатый знатный пан, который искал себе среди пленных работников на свой хутор. Он отбирал только молодых, крепких, сильных мужчин, тех, кому была по плечу деревенская работа. Дед Митя отвечал всем этим требованиям, и богатый пан забрал его с собой. На хуторе пленники выполняли разную работу: пасли скот, чистили загоны, носили воду, пахали землю, косили траву. Их хорошо кормили. На этом хуторе дед пробыл больше полугода, пока его и других не освободили наши советские войска".

               Видно, как слёзы одна за другой выступают из глаз. В это время плачут не только те люди, которые были очевидцами войны и не забыли и, наверное, никогда не забудут то, какое горе принесло им всё пережитое тогда. Слёзы текут и у людей более молодых поколений. Очевидно, что людей разного возраста связывают очень прочные незримые нити, которые невозможно разрушить. А может, в это время в нас просыпается генетическая память?

В самом конце концерта ученики дарят гостям мероприятия праздничные сувениры и открытки.

 Делают традиционное общее фото на память.