к закату клонится их день...

Как нету леса без деревьев,

России нет без деревень!

Мы сами бросили деревни,

мы сами вырубили лес,

и на Земле святой и древней

такая тишь стоит окрест!

Ничьё не празднуют рожденье,

покосы некому косить.

Как больно слово "вырожденье"

сегодня мне произносить!

«Сначала заброшенный, а потом и исчезнувший», - можно сказать как раз о поселке Рямовое. Люди ушли. На месте деревни сейчас березы, осины – все что угодно, но не стоящие жилые или заброшенные дома. Пожары и время стерли всё, и только кое-где остались бетонные опоры как напоминание о былой жизни.

Дорога тянулась вдоль леса, кустарников. Тракторные сани скользили по первому снегу. В носу постоянно стоял запах жжёной солярки, глаза слезились от дыма. Я, закутанный в шаль, сидел на каких-то вещах, думая, когда, наконец, доедем. Так начиналось моё путешествие на новую малую Родину – Рямовое. Это было в далёком 1958 году, когда семья переехала в новый, ещё строящийся посёлок.

Посёлок Рямовое располагался в восемнадцати километрах на север от села Пихтовка Колыванского района. Это был посёлок лесозаготовителей, вся жизнедеятельность которого была подчинена только одной цели – дать Родине древесину. Название посёлок получил от места расположения – это действительно было болотистое лесистое место, малодоступное и малопроходимое. Активно расти и развиваться посёлок начал с 1952 года. С севера Рямовое располагалось на границе хвойного леса. Это были заболоченные сосняки, где росла клюква, брусника, голубика. Можно было после уроков (с обеда) пойти за огород метров на 300-400 и спокойно набрать полведра клюквы, 3-4 литра брусники. Голубику собирали вёдрами. Кроме сосняков, нередко встречались острова кедра (сосны сибирской), ель. Пихта встречалась ближе к реке Шегарка, лиственница – очень редко, один островок до 150 штук располагался по правой стороне дороги, которая шла в шести километрах от поселка на 30 градусов северо-востока между первым и вторым лагерями, где содержали заключенных. К югу от хвойной стены посёлок окружали березово-осиновые леса, болота с огромными кочками, небольшими гривами, многообразием тальников.

Животный мир был представлен большим разнообразием, характерным как для темнохвойной тайги, так и для смешанных лиственных лесов. Часто можно было встретить медведя, лося, рысь, росомаху, волка, лису, зайца, из мелких обитали колонок, хорёк, горностай, ласка. Соболь появился только в 80-90-ые годы, быстро вытеснив более мелких представителей семейства куньих. В изобилии были тетерева, рябчики, к середине зимы подходили и белые куропатки. Часто встречался глухарь. Большому разнообразию животного мира в окрестностях посёлка способствовала хорошая кормовая база – ягодники, сенокосы, посевы злаковых. На расстоянии полутора километров от посёлка располагались поля, засеянные пшеницей, овсом, горохом, кукурузой. Кроме того, к северу от посёлка находилась огромная незаселённая территория, которая включала не только тайгу, богатую кедровыми орехами, но и тундру, сплошь усеянную клюквой и брусникой. В некоторые годы волков было столько, что они, появляясь на окраинах деревни, нападали на собак, овец. Проблем с добычей дичи не было, хотя охотников в посёлке – через одного. В 80-ые годы количество промысловых птиц и зверей резко сократилась. В 90-ых годах численность волка упала до минимума, что привело к распространению косули, кабана. Увеличилось поголовье медведей, которые подошли с Красноярского края и Томской области из-за пожаров на этих территориях. Причинами уменьшения поголовья стали: сокращение посевов злаковых, пожары, которые привели к исчезновению кормовой базы, отсутствие крупнорогатого скота, покосов. Получилось так: не стало деревни – резко сократилось и численность животных.

Почва содержала много торфа, и когда начинались пожары, то торфяные болота могли гореть до весеннего половодья. На этих гарях впоследствии гнездилось много уток, куликов и других околоводных птиц.

Народ в посёлке был очень разный. Кто ехал заработать, ведь на лесозаготовках платили много больше, чем в колхозах, да и снабжение товарами было лучше. А кто и старался подальше «спрятаться» от власти. Были в посёлке и прибалты, молдаване, цыгане, ну и, конечно, в большинстве – русские.

Жил у нас в посёлке человек по фамилии Одорич, имя его мало кто и знал. Так вот, он вёл скромную, незаметную жизнь, работал. Кто он и откуда, никто не знал, пока не решил он поехать в отпуск на Родину, в Западную Украину. Назад в деревню не вернулся. Оказалось, в годы Отечественной войны был он полицаем. Его опознала одна из местных жительниц, оставшаяся в живых, хотя было это уже в середине 60-ых годов.

 Жили и бывшие заключенные, которые прибыли с первыми поселенцами, а также и освобожденные из лагерей, которые находились в четырех и восьми километрах от деревни. Первый и второй лагеря заключенных были образованы во второй половине 30-ых годов. Контингент заключенных со временем изменился с политических до уголовных. Политические – находились до 1954 года, после были в основной массе освобождены. Некоторые переселились в Рямовое, образовав семьи ещё в лагере. Об одной семье знаю более подробно, так как жили они в соседях, хотя и на отшибе деревни. Мы, ребятишки, часто прибегали в гости, где нас угощали то конфеткой, то помидоркой. Михаил Тимофеевич и его жена Лукерья Алексеевна были с Дона. Он – белый офицер, подпоручик, которого после гражданской войны в 1924 году амнистировали, как и многих, кто был не за красных. Баба Луша, как мы её все называли, попала в лагеря в 1938 году – за то, что, по её рассказу, укрывала в годы гражданской войны молодого раненого офицера, хотя в 1924 году тоже была амнистирована. Некоторое время, после освобождения 1953 года, они оставались в лагере вольнонаёмными. Дядя Миша работал завхозом, а баба Луша – поваром. Ехать сильно было некуда, да и нельзя было выезжать, поэтому в конце 50-ых они и поселились на окраине «Сахалина».

Михаил Тимофеевич был очень образованным, начитанным человеком, хорошо играл в шахматы, научил всех соседских ребятишек этой замечательной игре. Лукерья Алексеевна была очень набожной женщиной, обладала «даром» - она могла остановить кровь, снять зубную боль и многое другое. Многие в деревне её побаивались. Однажды, было это в июне, когда баба Луша осталась дома одна, она услышала звук трактора, приближающегося в сторону дома. Мы, соседские ребятишки, гурьбой бежали за этим трактором. Это был бульдозер с большой лопатой, внутри которого сидел нетрезвый сосед – тракторист. Комаров было столько, что не было видно майки, в которой он был одет. Тракторист - молодой, любящий выпить. Вот и в этот день подъехал на тракторе к домику бабушки Лукерьи. После отказа что-нибудь налить выпить, сказал, что «уберёт дом в сторону!» Включил скорость и поехал прямо на дом. Мы стояли рядом, сделать, конечно, ничего не могли с этой огромной серой махиной. Баба Луша вышла навстречу. В руках у груди она держала икону и что-то шептала. Не доехав метра два-три до ограды, трактор заглох. Толя, так звали тракториста, минут двадцать пытался завести машину, крутя ручку пускача, но, видно обессилив окончательно, улёгся на сиденье трактора и заснул. Об этом случае ещё долго говорили в деревне, но дальше этого дело не пошло.

На усадьбе у них всегда было много помидоров, цветов. Про жизнь в лагерях они сильно не рассказывали. Знаю, как были устроены лагеря по их рассказам, а также в конце 60-ых годов, будучи мальчишкой, с отцом был на втором лагере, где пришлось заночевать в бараке. Бараки были длинные, высокие, срубленные из кедра. Вдоль стен располагались трехъярусные нары и узкий проход, где стояли деревянные тумбочки. Мы с отцом доехали до лагеря на вагонетке, толкая её перед собой. В Рямовом не было кирпичей, вот и пришлось доставать.

Лагерь был обнесен снаружи деревянным забором из четырёхметровых заостренных бревен (из рассказа дяди Миши). Внутренний забор был из колючей проволоки. Когда в 1986 году с учащимися класса мы побывали на месте второго лагеря, то тогда мало что сохранилось. – Всё уничтожили пожары и время. Забор из колючей проволоки местами сохранился, мы насчитали 17 рядов.

Заключенные занимались лесозаготовками, пилили хвойный лес лучками, складывали в штабеля. В 90-ые, охотясь в тех местах, иногда случайно сталкивался со штабелями истлевшей за годы древесины. С середины 50-ых и до середины 60-ых годов в лагере находились уголовные по «лёгким» статьям, они занимались лесозаготовками. Иногда, в зимние вечера, на грузовике в посёлок привозили из лагерей заключенных в клуб, где им показывали кино. Усаживали их всегда на первые ряды, рядом были вооружённые охранники в форме. Кругляк отправляли по узкоколейке в обход Рямового в село Пихтовку, где по ветке «Пихтовка - Кокошино» древесина шла по стране. Затем в конце 60-ых лагеря передали Лячинскому леспромхозу, древесину вывозили по зимнику, так как железная дорога от лагеря до Рямового пришла в упадок. Бараки на втором лагере разобрали и вывезли в Пихтовку. На первом лагере строения сожгли деревенские подростки.

Очень трудно приходилось людям на новом месте. Не было жилья, а на руках ещё и малые дети - от 5, а в некоторых семья до12-13 ребятишек. Ни садика, ни яслей не было, родители либо на работе, либо по хозяйству, смотрели и воспитывали младших старшие дети.

Воспитывали и смотрели по-разному, ведь сами были ещё детьми. Летом охота бегать, купаться, а младшие всегда мешали. Вот и додумался старший брат, как сделать так, чтобы и самому играть со сверстниками, и мою жизнь не подвергать опасностям, – по лестнице поднимались во внутрь крыши на чердак, затем он лестницу убирал, оставлял мне хлеба, воды и спокойно мог бегать несколько часов. Набегавшись, ставил лестницу, снимал меня с крыши. Жаловаться было нельзя.

 По праздникам соседи по очереди собирались то у одних, то у других. В ночь с шестого на седьмое января родители ушли, старших братьев дома не было, младшие ещё не родились. Оставались мы вдвоём с братом Санькой, было лет ему семь-восемь, а мне и того меньше. Ещё раньше мы знали от старших про чертей. Перед Рождеством, помню, рисовали кресты над дверями и в стайке, чтобы отогнать нечистую силу. Брат предложил поймать черта. Для этого мы взяли таз, налили в него воды, по краю нарисовали углём кресты, поставили таз у самого порога. Всё было просто: зайдёт чёрт через порог – и прямо в таз. Тут-то мы его и поймаем! Сквозь сон услышали какой-то грохот и крики. Родители вернулись после полуночи (а свет горел только до двенадцати ночи), и прямо ногами в таз. Нас не ругали. Вообще не помню, что бы хоть раз отец повысил голос на детей или шлёпнул, такого не было.

Тогда все семьи были большими и работниками считались даже дети 5-9 лет. Летней дороги не было, был зимник и узкоколейная железная дорога, зимником практически не пользовались. Условия жизни в поселке были тяжелые: летом гнус, жара, пожары, бездорожье, зимой – непроходимые, занесенные снегом, зимние лесные дороги. Тяжелая работа на лесоповале, железной дороге, которая постоянно нуждалась в ремонте. Многие жители поселка работали именно на узкоколейке.

Узкоколейные железные дороги дешевле в постройке и эксплуатации, чем железные дороги со стандартной шириной колеи. Меньшие размеры локомотивов и вагонов позволяют строить более лёгкие мосты; кроме того, на узкоколейках допускаются более крутые кривые и подъёмы, чем на обыкновенных железных дорогах. Недостатками узкоколейных железных дорог являются: меньший габарит и вес перевозимых грузов, меньшая устойчивость и меньшая максимально допустимая скорость. Как правило, узкоколейные дороги не образуют единой сети и чаще всего строятся предприятиями для одной определённой цели, например, для вывоза заготовленного леса.

Узкоколейка – УЖД (узкоколейная железная дорога), представляла из себя железную дорогу шириной 75 сантиметров. Рельсы узкой колеи р24, р18 изготавливаются в соответствии с ГОСТом длинами 8 м. Литера «р» - условное обозначение рельса, цифры после нее - примерный вес погонного метра изделия. Встречались рельсы р24 ещё дореволюционного изготовления, выпущенные Демидовским заводом в 1891 году. Шпалы двух видов: с широкой колеи, бывшие в употреблении, и самодельные из березняка, сосняка, диаметром от 18 до 24 сантиметров, мы их называли почему-то «тюльками». Узкоколейка проходила по пересечённой болотистой местности, где много ручьёв и речушек. От Пихтовки до Рямового делали насыпь из земли, прежде чем укладывать пути, от посёлка на север – шпалы просто укладывали на грунт. За период эксплуатации пути постоянно проседали, требовали ремонта. Особенно проседали рельсы на моховом болоте, которое начиналось в восьми километрах на север от реки Шегарка в сторону реки Икса. Едет, бывало, состав по болоту, рельсов совсем не видно – ушли в мох, - сверху сплошная вода. А между шпалами, рядом, кругом – повсюду краснела клюква!

 В поселке в разные годы проживало от 300 до 500 человек, была начальная, затем семилетняя, с середины 60-ых годов восьмилетняя школа, два магазина - один Барабинского ОРСА, а второй Пихтовского РАБКООПА, клуб, отделение связи, хлебопекарня, общественная баня. Посёлок был разделен с юга на север узкоколейкой на две неравные части. Большую западную часть называли «Участок», где жил в бараках на 5-8 семей или в пятистенках основной контингент рабочих. Дома в большинстве были из добротного красного леса - кедра, много построек также было из осины. В первые годы в посёлке, если у кого и были бани, то топились по - чёрному. На «Сахалине» - восточной части поселка, - все было по-другому: улицы шире, дома более солидные, с большим количеством живности, добротные усадьбы, похожие больше на хутора. Народ на «Сахалине» более степенный, в основном из единоличников, многие держали пасеки от 7 и более 20 ульев, были и у них в хозяйстве и лошади.

Между подростками, молодёжью «Участка» и «Сахалина», особенно в первые 10-15 лет жизни посёлка, постоянно было вражда. Пойдут в клуб или магазин «Сахалинцы», их побьют, придут в школу с «Участка» - побьют их. Крупные стычки проходили за деревней. Маленькие не участвовали, залезали на осинки и наблюдали за драками. Вход шли и солдатские ремни с пряжками, и «свинчатки». К началу 70-ых годов как-то всё успокоилось, да и молодёжи поубавилось. Закончив семилетку, затем и восемь классов, многие уезжали в Новосибирск, где продолжали учебу в училищах, оставались в дальнейшем в городе.