В Тогучинское училище я была назначена 1 августа 1915 года инспектором Петром Антоновичем Гуриновичем. Перед выездом в Тогучин я должна была лично явиться к инспектору, что не замедлила сделать, приехав из Томска в Ново-Николаевск.

Гуринович принял меня по отечески тепло, усадил возле своего стола и стал расспрашивать о моей подготовленности, а затем охарактеризовал Тогучинское училище. Было оно открыто в 1914 году по ходатайству крестьян деревни Тогучин. Первый год работала заведующей Екатерина Гавриловна Чуклина.

– Теперь с первого августа будете работать вы. Заведующей положено жалование 30 рублей в месяц. Если нет законоучителя, за преподавание будете получать 5 рублей в месяц. Население Тогучина большое, так что ваше училище должно пополняться большим количеством учащихся, чем в настоящее время. Теперь там одно отделение, а с вашим приездом откроется второе. Пошлем и второго учителя, как только получим от вас списки о количестве учащихся. Училище помещается в общественном доме. Есть необходимая классная мебель, буквари и канцелярские книги для училищеведения. Отопление и освещение за счет общества. На содержание школы отпускается 82 рубля в год. Отчитываться будете на первое января каждого года. Закупите сейчас для первого и второго отделений учебники, пособия, тетради, бумаги для тетрадей в стопках, для канцелярии – перья, чернильный порошок и прочее. Возьмите счет, оплаченный гербовым сбором, и отправьте багажом в училище.

Тут же он дал адреса.

Закупив все указанное и получив прогонный лист и деньги на проезд от Ново-Николаевска до станции Ояш по железной дороге, а от Ояша до Тогучина на лошадях, утром я выехала в Ояш. Разыскала земскую квартиру, договорилась с ямщиком, и, уложив свои пожитки на задок телеги с плетеным коробком, выехала из Ояша.

Прошло 53 года с тех пор, но мне никогда не забыть этой поездки. И впечатление от дороги, природы всего нового для меня, жительницы Томска, неизгладимо до сих пор. Хотя был август, утро было солнечное, тихое и теплое. Гладко укатанная дорога шла через поля, с которых еще не был убран хлеб, в котором я совершенно не разбиралась – рожь ли, пшеница ли, овес или какая другая культура. Кое-где раскинувшиеся по пашням веселые березы вызывали новые, еще неизвестные мне чувства. Находясь с утра до вечера в дороге, я не ощущала ни усталости, ни утомления.

Вот уже и Елтышево, где надо передохнуть лошадям. Тем временем я навестила местную учительницу. Эта встреча еще больше прибавила мне уверенности. И вот мы снова в дороге, все ближе к Гутово.

На фоне уже знакомого пейзажа вдали показались как будто в дымке, темная сине-лиловая полоса. Это, оказывается, виднелся Гутовский бор, красоту которого я узнала, когда приезжала в Гутово или ходила на прогулку на Белоглинку.

Вот и Гутово. Перемена лошадей на земской у Шипициных и меня уже к вечеру доставили на рекомендованную квартиру. Дом находился через дорогу от школы. Отдавши визит местному начальству: старосте, писарю и попечителю школ – я договорилась о дне приема имущества школы. Помещение училища находилось на главной в то время улице, ведущей к спуску на мост через Иню. Дом, по сравнению с домами местных жителей, был большой, одноэтажный, но высокий и светлый, с 12 окнами и небольшим крыльцом, выходящим во двор и обнесенным тесом. Подобие дворика было огорожено жердями. Здесь же была поленница дров для отопления школы. Ни деревца, ни кустика, ни цветочной клумбы. Впрочем, это было характерным для сибирских построек.

Внутри помещения была одна большая классная комната влево от выхода, а у стены стояла большая русская печь, напротив – ультрамарковская печь. Это и составляло отопление школы. В переднем углу висели иконы, в простенках – портрет Николая II, его жены и наследника в богатых рамках.

В два ряда стояли 4-5 местные парты с двумя отверстиями для чернильниц-непроливашек, а перед ними классная доска, крашеный стол и табурет для учителя. Вправо от входа стоял небольшой расшатанный шкаф, на двух полках которого лежала вся духовная пища и для учеников, и для учителей – 32 букваря и столько же книг для чтения. На нижней полке хранился арифметический ящик и огромный кусок мела. Рядом со шкафом стояли счеты.

Вскоре после моего приезда прибыл ящик с пособиями для школы и бумага. До зимних каникул нужно было сшить тетради из бумаги и налиновать их от руки: такие тетради стоили дешевле, чем готовые.

С помощью старосты, писаря и попечителя школы, произвели ремонт и побелку. Можно было приступить к началу занятий, но мне предложили подождать 1 октября – религиозного праздника покрова. Провести молебен, и только после этого приступить к занятиям. Дети еще были заняты на полевых работах. Как ни странно, но в то время была такая традиция – ни в одной школе занятия не начинались без молебна.

На покров из Гутово в крытой повозке, по санной дороге гуськом приехали Вассанов со своим причтом. На молебне присутствовало больше крестьян. Среди них учеников было незаметно. Угостив и проводив священных служителей, мы стали приводить в порядок помещение, чтобы завтра нормально начать занятие.

И вот, наконец, этот долгожданный первый день занятий. Войдя в школу, я удивилась, сколько в ней и детей, и взрослых. Оказывается, это родители пришли записать своих детей. Уходя, просили наказывать их – ставить на горох или на соль, в угол и т. д. После оформления записи оказалось, что второй класс будут посещать 32 ученика, первый – 44.

На другой день пришлось заниматься в две смены, так как ни помещение, ни классная мебель не позволяли заниматься в одну смену.

Вечером я села за канцелярию, чтобы сообщить инспектору о количестве учащихся по соответствующей форме – когда проведен молебен, когда начались занятия и почему занимались в две смены. Когда я стала запечатывать всю свою корреспонденцию, меня удивили конверты для отправки. Они были больше тетрадного пол-листа, и чернилами жирным

шрифтом был написан адрес: «Его высокоблагородию, господину инспектору Ново-Николаевского уезда Томской губернии…»

Для училищеведения были журналы: входящих и исходящих бумаг, разносная книга, инвентарная, ревизионная, классный журнал. Все они были пронумерованы, прошнурованы и скреплены сургучной печатью. Кроме того, были папки, в которых содержалась переписка школы с соответствующими учреждениями. Денежные дела при школе не велись. За жалованием ездили в Гутовское волостное управление 20 числа каждого месяца.

Занятия велись по программе, тематика которой отражалась в учебниках. Пройденное записывалось в классный журнал. Никаких планов не составляли. Учебники, которыми пользовались до 1917 года, были букварь Вахтерова, книги для чтения – тоже Вахтерова: «Красное солнышко», «Ясная звездочка», «Золотые колосья», грамматика Некрасова в 32 странички со всеми правилами и достаточным количеством упражнений к ним, задачник по арифметике, таблица для чистописания.

Методики преподавания не было никакой. Когда сталкивались с затруднениями, ездили к учителям в Гутово. Особенно памятен мне Яков Александрович Плотников, человек большой души, и Елизавета Андреевна Кузьмина, дружеские отношения с которой у меня сохранились и сейчас.

Не помню, то ли в 1915 году, то ли в 1916 назначили к нам в школу Веру Семеновну Гиндзо. Проработали мы вместе с ней до 1919 года. Не удовлетворяло помещение, и общество отвело другое, по соседству с первым. Но это был не дом, а пятистенная избушка, в которой можно было поместить одну группу и помещение для раздевалки.

В 1919 году за речкой Тогучинкой была построена новая школа под названием Второе Тогучинское училище. Здесь я проучительствовала один год и уехала в Киик.