Памятник Ленину

Надежда Никитична Шабунина – заведующая общим отделом Болотнинского райисполкома очередной раз и беспощадно отправила меня и Сашку Федюка на крышу менять выцветший на весенних ветрах государственный флага Советского Союза, предварительно и назидательно вручив ослепительно алое новое полотно.  Без особых усилий, мы поменяли флаг, но не спешили покинуть исполкомовскую крышу, бродили, разглядывая расцветающую округу, сизые жидкие огородные костры, далёкий темно-синий бор за водокачкой.

– Слышь, Саныч, – позвал Сашка.
Он всегда так обращался ко мне, как бы по-свойски и в то же время уважительно. Я был старше на три года и занимал более высокий служебный пост: он работал Председателем ДСО «Урожай», а я Председателем райспорткомитета.
– Слышь, Саныч! Смотри, Ленина повесили!

Я кинулся к Сашке. Действительно, около райисполкома натужно рычал кран, а на пудовом крюке мерно покачивался памятник Владимиру Ильичу Ленину. На голову памятника был накинут обычный картофельный мешок, трос удавкой зажал шею Ильича. Когда я подошёл к Сашке, то увидел, скажем прямо, жутковатую картину: на комхозовских рабочих орал инструктор райкома партии Валера Сафронов, он-то и остановил процесс перестановки памятника. Сафронов ругался очень громко.
– Опускай! Твою, свою!
Не менее рассвирепевший крановщик наполовину высунулся из кабины и, в свою очередь, орал инструктору:
– Уйди! Твою, свою! Не лезь! Придавит!
Наконец Ильича положили на дорогу. Дальше было неинтересно: инструктор продолжал орать на крановщика, тот на инструктора, потом крановщик плюнул и сказал:
– Да пошли вы все!..

Вообще-то эта история началась ещё зимой, когда наш городок посетил большой чиновник. Памятник стоял спиной к скверу в привычной для ленинских памятников позе: правая рука держит лацкан пальто, левая вниз, чуть в сторону. За несколько десятилетий наш городок сильно изменился: благоустраивались дома и улицы, проезжую часть выравнивали, засыпали щебнем, потом асфальтировали, асфальт, правда, вскоре вспучился, и его обновили, положив сверху новый слой. Короче, уровень окружающей Ильича почвы поднялся, и памятник оказался как бы в лунке. Зимой же вокруг памятника чистился снег и сугробы, наметенные добросовестными комсомольцами, усугубили ситуацию и теперь казалось, что Ленин по колено в земле. Жители городка этого не замечали, видимо, пригляделись, а Гость, ступивший на предрайисполкомовскую площадь,  еще издали узрел безобразие и гневно удивился:
– Это вы что, Ленина закопали?

Конфуз вышел изрядный, поскольку наши чиновники только теперь вдруг увидели очевидное: Ленин издали казался как бы в ямке. Но приступить к работам по перестановке памятника смогли только весной, когда земля оттаяла. За неделю были подготовлены и площадка, и новый высокий постамент. К майским праздникам и спешили горкомхозовские мужики переставить памятник Ленину. Да подцепить его не получалось. Сначала пробовали за пояс – переворачивается, за грудь – руку отломить можно, вот и надумали: мешок на голову, чтобы не повредить, а удавочку – чтоб не сорвался. Не будь Сафронова, никто бы и не заметил, как переносили, ведь годами не видели, что памятник в землю врос.
Мы топтались на крыше, Ленин лежал посреди дороги, вокруг собралась толпа зевак.
– Ну, что, пойдём работать, – позвал я Сашку, – из окна досмотришь.

Но когда мы выглянули из окна своего кабинета, перед нами предстала иная картина: Ленин стоял на дороге, а два рабочих поддерживали его, чтобы не упал. Топтались мужики неуклюже, но скоро привыкли к своей роли, оперлись на памятник с двух сторон и закурили.
Сашка, не отходивший от окна, объявил:
– Глянь, будто на троих соображают.

Часы текли, караул у памятника меняли, никаких новых событий в тот день больше не произошло. Утром, к нашему удивлению, памятник стоял на новом постаменте, женщина в спецовке докрашивала его бронзовой краской. Через несколько дней, как великую тайну, мы узнали, что ночью, с благословения ответственного лица, всё-таки разрешили установить памятник прежде придуманным способом, только без мешка на голове.
Утром около памятника я увидел Георгия Ивановича Меркулова – заместителя председателя райисполкома, он поманил меня к себе.

– Вот, – не поздоровавшись, заговорил он, заложив руки за спину, – вот, мы не видели, а приехал, понимашь ли, первый секретарь обкома партии и узрел. Вот как! Хорошо. Хорошо стоит. Высоко!
Георгий Иванович уверенно развернулся и зашагал к исполкому.
Я остался один, обошёл памятник и, вглядываясь в лицо Ильича, непроизвольно повторил:
– Хорошо. Хорошо стоит. Высоко!

Памятник и теперь цел и невредим и, думаю, простоит ещё долгие годы. А страны нет, не устоял великий Советский Союз, не выдержал формализма и всеобщего неверия – говорили одно, а происходило иное. Так было всегда, первый признак приближающейся смуты – это бесстыдная ложь, которая пронзила всех – и нас и высокое начальство. Ленина подняли на постамент, а правда осталась в ямке.
Теперь я живу на клочке моей Родины, и новая ложь убивает ее.